Памела Робертс - Драгоценный дар Страница 28

— Эдди, послушай, я провел сегодня с Вирджи… хм… с миссис Десмонд весь день. Она поведала мне практически всю свою жизнь. И я должен сказать, что теперь полностью с тобой согласен: она невиновна. Ты прочел ее историю о маленьком брате? О том, что она единственная его опора и поддержка?

— Угу. — Эд опрокинул в рот виски, выдохнул, удовлетворенно заметил: — Классно! Как раз то, чего мне весь день не хватало. — Он покрутил головой и заявил: — Знаешь, я таких клиентов ненавижу, просто ненавижу. Казалось бы, должны бы сами понимать, что я работаю исключительно на их стороне, и вот, поди ж ты, скрывают такую важную информацию. Нет, все-таки женщины особый народ, согласен? Умирать готовы, лишь бы что-то скрыть от мужчины. И даже не важно, что он твой адвокат. Фантастика! Нет, никогда я не пойму этой страсти к утаиванию, никогда и ни за что. Просто болезнь какая-то!

— Но-но, успокойся, — остановил его Марк. — И потише, на нас обращают внимание. А вообще-то, знаешь что? Давай-ка возьмем бутылку и поедем ко мне. Там мы сможем спокойно поговорить, не беспокоясь о любопытных ушах.

— А какого черта нам о них беспокоиться? — не понял адвокат.

— Объясню. Давай допивай, и пошли.

Дорога до холостяцкого жилища детектива отняла всего четверть часа.

— Так, проходи, садись. На свалку внимания не обращай, все некогда тут порядок навести, — пнув валяющуюся на полу газету двухнедельной давности, пригласил радушный хозяин.

Бернштейн тяжело плюхнулся в кресло, подняв небольшое облако пыли, и сказал:

— Черт, а хорошо, наверное, все-таки одному жить. Чего я так переживаю? Действительно, пришел домой и хоть расслабиться есть возможность. Хочешь, ботинки тут швырнешь, пиджак там бросишь, никто и слова не скажет. Даже не глянет косо.

Марк невесело усмехнулся.

— Ага, я тоже так думал. Недолго только. В холодильнике вечно пусто, с утра ни рубашки свежей не найдешь, ни носков. К дьяволу такое расслабление, вот что я тебе скажу.

Эд удивленно взглянул на друга.

— Чего это ты так вдруг запел, а, Марки? В прошлый раз, помнится, совсем по-другому говорил.

— А, не обращай внимания, устал я. — Марк сходил в кухню, вымыл стаканы, вернулся в гостиную. — Вот, наливай. Но немного. Нам надо много серьезных вещей обсудить.

— Ого, звучит многообещающе, — заметил Эд. — Ну, приступай, я готов.

Марк разлил виски, устроился напротив друга, сделал глоток, посмаковал.

— Классное виски. Я такого не могу себе позволить. Ну, к делу. В разговоре с Вирджинией я выяснил, во-первых, что она не знала о найденном письме. — Он поднял руку, требуя не прерывать его. — Во-вторых, о том, что примерно за месяц до убийства Десмонд уволил, причем со скандалом, служанку, проработавшую на него около тридцати лет. И Вирджиния считает, что она скорее всего была любовницей ее мужа. В-третьих, что покойный ненавидел детей вообще и свою дочь в частности. И в-четвертых…

— Стоп-стоп-стоп, — все же прервал его адвокат. — Пока довольно. Что за письмо? Я ничего не знаю ни о каком письме. Давай-ка остановись на этом поподробнее.

— Не знаешь? Хм… это меняет дело. И думаю, в лучшую сторону. Это скрытая прокуратурой улика. Значит, ты был стократно прав, прося, чтобы я ознакомился с делом в участке. Там в числе прочего в качестве улики фигурирует письмо от якобы любовника миссис Десмонд, спрятанное ею в нижнем ящике письменного стола, в котором тот предлагает ей избавиться от мужа и уехать с ним.

— Черт, Марки! А ведь Брэндон и верно законченный подонок. Хорош бы я был на процессе, когда он вытащил бы такую роскошную улику, а? Вот скотина грязная! Вот тварь!

— Да-да, не кипятись только так. И не пытайся стаканом никуда запустить, у меня тут и без этого беспорядка хватает. Во всяком случае, хоть Вирджиния теперь уверена, что не убивала Десмонда и девушку.

— Я рад за нее, но это меняет все для нас, а для суда не очень. Если мне не удастся добиться того, чтобы письмо не фигурировало в качестве улики, то как я смогу доказать, что оно подложное?

— Это верно. И теперь мы переходим ко второй и основной части нашего разговора, той, для которой я позвал тебя сюда. Я уже объяснил Вирджинии, что ее единственная надежда — это если я найду убийцу. Если же нет, ее шансы избежать казни ничтожны.

— Так и сказал ей? Ты что, окончательно спятил? Я угрохал черт знает сколько сил и времени, чтобы вдохнуть в нее надежду, но тут появляешься ты и заявляешь спокойненько, что ее ждет камера смертников. Ты соображаешь, что делаешь? Соображаешь?!

— Соображаю. И сейчас тебе все объясню. Если ты правильно ответишь на мой вопрос. Ты мне настоящий друг? Готовый на все ради нашей дружбы?

Эдвард Бернштейн поднял голову и пристально посмотрел на Марка Стэтсона. Он отнесся к его вопросу серьезно, без малейшей доли поспешности и легкомыслия. Он вспомнил детские годы, когда Марк зачастую спасал его от неприятностей, отчаянно бросаясь в драку даже с неравным противником, потом юношеские, когда тот, отправляясь на свидание с новой девушкой, не забывал о нем, стеснительном, прыщавом тинейджере, и всегда просил ее привести с собой подружку и для него. И еще кучу всяких мелочей и не мелочей. Не говоря уже о том, что сейчас Марк поступился ради него своими принципами и согласился взяться за это дело…

— Да, Марки. Ты можешь рассчитывать на меня. Я тебе многим обязан, очень многим.

— Чушь. Ничем ты мне не обязан. Это я, наоборот…

— Ладно, давай не будем спорить. Я тебе друг, ты мне — тоже. Мужчины такими словами не бросаются, поэтому считай, что верительными грамотами обменялись. А теперь говори, к чему это ты клонишь.

— Уф… Даже не знаю, с чего начать. — Марк сделал еще один большой глоток и решился, словно головой в омут кинулся. — Я полюбил, Эдди. По-настоящему. Сильно. Настолько, что мое чувство к Леонор кажется мне по-детски наивным и несерьезным.

— Ты что? — Эд ошеломленно уставился на друга, пытаясь понять, уж не начались ли у него слуховые галлюцинации. Но нет, Марк был предельно серьезен. — Влюбился?

— Нет, Эдди, не влюбился. Полюбил. На всю жизнь. До самой смерти.

— Господи боже правый, — выдохнул Эд. — И в кого же, позволь спросить? — Но мрачный вид Марка сказал ему все яснее слов. — Что, неужели в нее? В Вирджинию? Но…

— Вот именно, Эдди, «но». Я не допущу, чтобы с ней что-то случилось. Я не потерплю, чтобы с ее головы хоть волос упал, не то чтобы двенадцать кретинов подыграли подонку и лишили ее жизни и свободы. Это тебе ясно? Думаю, ты меня поймешь. Ведь меньше чем неделю назад, сам говорил, что тебе нестерпимо думать, что она будет осуждена за преступление, которого не совершала. Так ведь?