Эхо неугасшей любви - Мишель Смарт Страница 28

Надежда.

Может быть, она сходит с ума в порыве страсти? Ей было все равно. Она не сомневалась только в одном — во всепоглощающем желании, которое опьяняет их обоих. Зарывшись пальцами в его шевелюру, она закрыла глаза и снова прильнула к нему губами, стараясь прижиматься как можно крепче.

Сила его реакции лишь подлила масла в уже бушующий в ней огонь. Его губы пожирали ее, как будто поцелуи были воздухом, необходимым для дыхания, его руки бродили всюду, гладя ее по спине, по бокам, хватая ее за ягодицы, оставляя после себя след желания.

Тяжело дыша, Керен отстранилась от него и провела пальцами по его горлу, спустившись на грудь. Подвигав бедрами, устроилась так, что его пенис толкался в ее лоно.

Она всегда обожала заниматься любовью при дневном свете, потому что это означало, что она могла утопать в Яннисе и наслаждаться им. Ей нравилось видеть доказательство его желания к ней у него на лице.

Как сейчас.

Одной рукой он крепко держал ее за талию. Пальцем второй руки провел от основания шеи до лобка, затем опустил палец ниже. Пламенные глаза затуманились, когда он понял, что она давно готова и ждет его. Но он не спешил. Его палец снова поднялся по животу и пощекотал нижнюю сторону груди, прежде чем взять ее в руку. Когда он провел большим пальцем по набухшему соску, она вскрикнула от сладкой боли.

Глядя на него во все глаза, Керен вцепилась ему в плечи, приподнялась и села на него. Страсть все сильнее охватывала ее. Желание искало выхода.

Яннис взял ее грудь в руку и сжал. Она снова громко вскрикнула.

— Вот так, красотка, — хрипло проговорил он. — Поехали!

Стон, сорвавшийся с ее губ, казался диким, потому что кровь громко стучала у нее в ушах. Она совершенно утратила самообладание, она скакала на нем, вцепившись в него ногтями. Его стоны удовольствия доводили ее до экстаза. Наконец она забылась, и перед ней осталось лишь лицо Янниса, мерцающее в белом свете.

Глава 10

— А я и забыла, как замечательно ты выглядишь в смокинге! — сказала Керен, любуясь Яннисом, который вышел из гардеробной. Он выглядел сексуально в любой одежде или вовсе без одежды, но в официальном костюме он вызывал у нее восхищение. Сегодня он выбрал темно-синий смокинг и черный галстук-бабочку. Смокинг сидел на его высокой, крепкой фигуре, как перчатка. Разумеется, его и шили по фигуре. Свежевыбритый, причесанный, смуглый, он выглядел настоящим героем шпионского триллера.

— Кто, я? — Яннис покачал головой, пожирая ее взглядом. — Вот ты выглядишь потрясающе, glyko mou!

— Ты уверен? — Внезапно встревожившись, она с трудом удержалась, чтобы не прикусить нижнюю губу, только что накрашенную красной помадой.

А потом она вспомнила: именно так все всегда было раньше. Она выбирала предметы одежды к тому или иному официальному приему, одевалась и спрашивала мнение Янниса. И ей делалось больно, когда он отвечал честно, особенно в последние несколько месяцев, когда она нарочно выбирала все более и более провокационные, неподходящие наряды.

Керен с болью поняла, что многое делала ему назло. Подсознательно выбирала неподходящие наряды. Она пыталась спровоцировать его хоть на какую-то эмоцию — на любую эмоцию. Ей отчаянно хотелось, чтобы он доказал, что еще хоть что-то испытывает к ней как к женщине.

Платье, которое она выбрала сегодня, совсем не походило на произведения высокой моды, в которые одевались местные дамы, но ей оно нравилось. Со спущенными рукавами, которые оканчивались чуть ниже локтя, белое платье с кроваво-красными розами. С цыганской широкой юбкой до середины лодыжки, с разрезом сбоку до середины бедра. К нему она надела кроваво-красные сандалии на непомерно высоких каблуках, с ремешками крест-накрест.

Поскольку Керен полтора года не носила ничего, кроме шлепанцев или туфель без каблука, десять минут она училась ходить на каблуках в своей гардеробной, одновременно пытаясь вспомнить, как она раньше зачесывала волосы назад и скручивала их в свободный, но сравнительно элегантный пучок.

Одевшись, она положила на ладонь обручальное и помолвочное кольца. Она уже почти надела их на палец. Ей очень хотелось их надеть. Отчаянно хотелось… Но она еще не была готова. Вместо этого она положила их на туалетный столик, открыла шкатулку с драгоценностями и наконец позволила себе вспомнить прошлое. Она выбрала массивные золотые серьги-кольца, которые купил ей Яннис в ознаменование первого месяца вместе, и три толстых золотых браслета, которые переливались в свете лампы.

Его грудь резко поднялась, на шее заходило адамово яблоко. Его ноздри раздувались. Потом он просто сказал:

— Ты красивая. Ты всегда красивая. И это платье тоже красивое.

Тревога тут же оставила ее, и она улыбнулась:

— Вот, любовь моя, правильный ответ.

Он не ответил ей улыбкой.

— Мне не нужно было критиковать тебя. По-моему… — Он провел рукой по волосам. — Тогда я зашел слишком далеко. Я хотел оградить тебя от злобы своего мира. Я забыл, что ты в моей защите не нуждаешься. Во всяком случае, в этом отношении. — Он пожал плечами и поморщился. — Я влюбился в тебя, и мне очень жаль, что тогда из-за меня тебе казалось, будто ты, такая, как ты есть, недостаточно хороша для того, чтобы прожить со мной до конца жизни. Потому что ты была прекрасна и такой, какая ты есть. И сейчас ты прекрасна.

Сердце снова заныло. Едва не задохнувшись, Керен осторожно подошла к нему на своих высоких каблуках и положила руку ему на плечо, где, как она помнила, еще были свежие царапины от ее ногтей.

— Ты растрепал прическу, — негромко сказала она. — Наклонись!

Он склонил голову.

Кончиками пальцев она осторожно поправила ему волосы, вдыхая запах его одеколона. Никто на свете не пах так хорошо, как Яннис.

— Ну вот, — сказала она, закончив.

Он взял ее за руку и поднес ее к губам.

— Спасибо! — улыбнулся он своей прежней лукавой улыбкой. — Нам пора уходить, пока я не уступил искушению и не сорвал с тебя платье, чтобы насладиться тем, что находится под ним. Но нас ждет машина.

Сжав ему пальцы, Керен потерлась носом о его шею:

— Погоди, пока мы вернемся…

— Если смогу…

— Сможешь, — заверила его она.

Крепко держась за руки, они вышли из комнаты.

Внутри у Керен все привычно сжалось, когда они проходили мимо детской. Из-за какого-то непрошеного порыва она выпалила вопрос, который то и дело приходил ей в голову в течение дня:

— Почему ты оставил здесь все как есть?

Больше ей ничего не