Джоан Смит - Призраки прошлого Страница 29

– Почему вы держите его в поместье, если он вам так не нравится, Мертон? – спросила Чарити.

– Он живет здесь с рождения.

Девушка знала, что в благородных домах Англии поддерживалась давняя традиция – не изгонять слуг, если их пребывание в доме освящено временем, как бы бессмысленно или даже опасно оно ни было. В Болье лорд Монтегью держал известного уголовного преступника только потому, что тот родился в имении.

– Кроме того, он делает очень полезную работу, очищая сад от кротов.

– И крыс отлично ловит, – добавил Льюис. – Очистил от них подвал в один день. Послушай, Джон, Оружейная комната открыта сейчас? Хочу посмотреть, как ведет себя Нэгг.

– Открыта. Я разрешил мистеру Вейнрайту положить вызывающие раздор предметы в комод в углу комнаты. Если Нэггу это покажется недостаточным, прикажу убрать их в другую комнату.

– Не переноси их в свою спальню, – посоветовал Льюис. – Хочу сказать, что это может не понравиться монахине. Она, должно быть, ненавидела Кромвеля и его приспешников: они разграбили ее часовню.

Он вышел, а Чарити пересела на его место ближе к Мертону. Тот настроился на более интимный разговор.

Чарити сказала:

– Кто-то наблюдал за нами из окна спальни. Похоже, что мисс Монтис.

– Возможно. Очень сожалею, что мы не смогли прогуляться верхом сегодня – я так этого ждал.

– Да, – сказала она нетерпеливо. – Надеюсь, что мисс Монтис наверху?

– Она не спускалась в гостиную. Думаю, что завтра мы сможем покататься – нога перевязана и меньше болит.

– Нет, кататься верхом нам не придется. Надо было слушать отца. Где ваша мать, Мертон?

Мертон понял, что гостья не расположена к интимной беседе и не успокоится, пока не обсудит эпизод со слежкой из окна…

– Сейчас у мамы Сент Джон, успокаивает ее, она очень напугана птицей. Хочу перевести ее в другую комнату до наступления ночи. Уверен, что голубя подсадила Монтис. С меня этого достаточно. Деньги лучше отдать Сент Джону, чем ей. Я пригласил кузена остаться на ланч. Заведу разговор о фонде, если у меня возникнет впечатление, что у него честные намерения, отдам ему половину состояния матери.

Чарити решила побыть с Мертоном, чтобы скрасить его одиночество. Увидев на столе книгу стихов, она сказала:

– Вижу, что вы наслаждались стихами, Мертон. Я, признаться, удивлена. В вас трудно угадать любителя поэзии.

Он не знал, принять ли ее слова за оскорбление или похвалу. Но так как Чарити призналась раньше, что не очень увлекается поэзией, Мертон решил, что она не имела в виду осудить его.

– Стихи, знаете ли, успокаивают, когда приходится сидеть без дела, как мне сегодня. А, интересно, Чарити, каким человеком я кажусь вам? – он постарался придать вопросу более личное звучание.

– Очень практичным, приземленным. Чувствуется по порядку в доме, что вы хороший хозяин, умеете управлять большим имением.

Хотя в этой оценке не было места романтике, Мертона она устроила, и он воспринял ее как похвалу. Он гордился своими незаурядными способностями управляющего. Если бы собеседником Мертона был джентльмен, то он бы завел речь об овцеводстве и земледелии. Но в обществе привлекательной молодой леди он просто сказал:

– Меня все считают знающим управляющим.

– Для джентльменов с небогатым воображением это типично, – сказала Чарити, не подумав.

Мертон спросил холодно:

– А что вы думаете о себе самой, Чарити? Наверное, гордитесь своим богатым воображением? С такими способностями вам полагалось бы быть поэтической натурой или, по крайней мере, любить поэзию.

– Я считаю поэзию не очень умным занятием. Сами цветы очень люблю, и они мне доставляют истинное удовольствие, но превращать их в создания, способные чувствовать, – это выше моего понимания. Я по натуре большая зануда, могу быстро наскучить. Во мне нет ни поэтичности, ни музыкальности, ни художественных способностей. Я даже не знаю, как ко мне могут относиться люди. С тех пор, как я себя помню, мы все время разъезжаем и нигде не задерживаемся подолгу. Я даже не могу понять, верю ли в привидения. Но папа действительно обладает редким и необычным даром, даже не знаю, как его точно назвать.

– Мне кажется, это дар проникать в суть событий, логика, если хотите, интуиция. Он может дать объяснение любому факту. Например, мы, Декастеланы, всегда были роялистами. В Оружейной комнате хранится множество доспехов, которыми пользовались наши предки при защите монархии. Тот желтый камзол и круглый шлем, которые вы видели, не вяжутся с нашей коллекцией. Это навело вашего отца на мысль, что причина неприятностей – в них. Отсюда недалеко до следующего логического вывода – призрак кромвелианца живет в Холле.

– Да-а-а, – неохотно согласилась Чарити. – Но стол ведь был кем-то опрокинут. В доме случались и другие, не менее странные события. В других домах тоже происходят подобные вещи. Я хочу найти им объяснение.

– Если увижу привидение, настоящее, своими глазами, может быть, перестану категорически отрицать существование нематериального мира. Пока же остаюсь Фомой неверующим. Однако, чтобы доставить удовольствие вашему отцу и не омрачать его пребывания в доме, согласен притвориться колеблющимся.

– Иными словами, лицемером, – сказала девушка неодобрительно.

Прежде чем Мертон успел возразить, вошел Льюис, они испугались, увидев мертвенную бледность его лица.

– Послушай, Джон! Не ты ли говорил, что перенес камзол и шлем в комод?

– Да, сам положил их туда. В чем дело?

– Они снова лежат на столе. Багот уверяет, что к комнате никто не приближался. Мистер Вейнрайт занят наверху, так что с него снимается всякое подозрение.

– Черт возьми! – выругался Мертон и взялся за трость.

Чарити ехидно осведомилась:

– Уж не пошатнулся ли устойчивый фундамент вашей веры, милорд? – и засмеялась.

Из Оружейной комнаты донесся звук падающего предмета. Войдя туда, они увидели, что камзол и шлем снова лежат на полу.

– Надо сказать отцу, – воскликнула Чарити и побежала наверх.

Мертон в недоумении уставился на сброшенные на пол доспехи. Обвинять Льюиса было бессмысленно. Даже если он и переложил их из комода на стол, то свалились они в его отсутствие. Льюис хотел поднять вещи, но Мертон остановил его.

– Оставь, как есть. Пусть Вейнрайт разбирается. Начинаю верить, что есть много чудес на свете, которым в моей философии нет места.

– Похоже на то, – согласился Льюис, – тем более что ты никогда не отличался слишком глубокой философией.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

За завтраком мистер Вейнрайт оживленно комментировал события в Оружейной комнате.