Ольга Лазорева - Аромат рябины (сборник) Страница 3

– Да, я – творец. Но ведь и ты стоишь на этом же уровне. Я вложил в твою душу способность слышать и понимать. И ты тоже можешь творить. А это высшее счастье, доступное человеку. Но из-за этой женщины ты можешь предать гармонию, выбирая смерть. Хочешь, покажу?

И Алексей мгновенно увидел любимую, которая стояла нагишом, на четвереньках, а сзади к ней прилип их общий друг. Они оба визжали от животного наслаждения.

– Не-е-е-т! – дико закричал Алексей, тут же закрывая рукой глаза.

– Смотри прямо в сердцевину правды и освободи, наконец, свое сердце от лжи. Зачем так рано выбирать смерть? Смотри!

Фигура встала. Рядом с ней мгновенно возникла другая вполне классического вида: длинный саван с капюшоном, пустые глазницы черепа и блестящая коса, ручку которой придерживали белые кости кистей. Алексей в оцепенении глядел на видение.

– Смотри!

Фигура легко, словно куклу, развернула Смерть спиной к нему. И он увидел цветущую девушку с ясной улыбкой на розовых губах и венком полевых цветов на растрепанных густых волосах.

– И что? – хмуро спросил Алексей, опустив руки на колени и ссутулившись.

– Жизнь и смерть – две половинки одного целого. Зачем же разворачивать смерть к себе лицом, если еще не до конца насладился жизнью?

– Действительно, зачем? – глухо спросил Алексей и невидяще уставился в пол. – Что меня ждет? – после продолжительного молчания поинтересовался он.

– Желание заглянуть в будущее – извечная ловушка, которой следует избегать.

– А все-таки? – упрямо спросил он и пытливо глянул на фигуру напротив.

– А если я скажу, что ты сам создаешь свое будущее именно в эту минуту? А я потом только корректирую.

– Но ведь ты – всемогущ и всезнающ, и все в твоих руках, – ответил он с вызовом. – Ведь ты всегда карал и миловал по своей воле.

– Устарелое представление.

– Да? – спросил Алексей и саркастически усмехнулся, подтягивая на коленях полосатые пижамные брюки. – А кто беспрерывно мучает меня? Знаю я все твои фишки! Сытый и безмятежный ничего не создаст, – с издевкой проговорил он. – Разве это не твои установки? Я родился, и ты дал мне дар, даже не спросив, нужен ли он мне. И чтобы выжать из меня по максимуму, ты давишь меня всю жизнь. Мне тридцать три года, твой пресловутый возраст, а сколько я уже всего перетерпел?! И голод, и нужду, и горе, и бесконечную боль, и предательство. Я уже не говорю о тех страстях, которые разъедают меня изнутри, о тех невероятных взлетах и падениях души. И все это только для того, чтобы мой слух, вернее, слух моей измученной души, приобрел необыкновенную остроту и чувствительность, и я услышал и донес на землю твои песни. Вся моя жизнь подчинена только этой задаче. А я?! Обо мне ты подумал, черт тебя дери!

При этих словах фигура чуть вздрогнула и как бы истончилась.

– Извини, зря я черта при тебе упоминаю, – тихо сказал Алексей. – И у тебя свои проблемы, нам неведомые. – После паузы он продолжил с прежней интонацией вызова: – А я – человек. И хочу обычного человеческого счастья. Тебе это в голову, или что там у тебя, не приходило? Хочу дом, жену, детей, простого счастья и заботы близких. Мне так мало надо! Отпусти меня, освободи от этой пожизненной каторги творчества. Зачем ставить меня, простого смертного, на одну доску с тобой, великим творцом мира? Ты – жесток!

Алексей замолчал, сжав виски ладонями и закрыв глаза. Фигура не двигалась. В комнате было темно. Только тусклый свет фонаря за деревьями бросал причудливые тени через окно на белые стены. Фигура пошевелилась. Тихий голос произнес:

– Я люблю тебя, Алексей, божий человек. И твоя боль – это моя боль. Ты чувствуешь меня сердцем, когда пишешь музыку.

Алексей выпрямился и гневно посмотрел на белый силуэт.

– Надоело мучиться! Хочу избавить себя от страданий и соответственно от тех мелодий, которые рождаются внутри меня, от боли и переизбытка мыслей и эмоций. А ведь это твои мысли и эмоции.

– Это спорный вопрос.

– А ты никогда не думал, что в один прекрасный момент я могу не выдержать и разорваться изнутри?

– Напишешь – облегчишься.

– Благодарю!

Алексей вскочил, по-старомодному щелкнул пятками и резко кивнул. Но растоптанные шлепки соскользнули, и он чуть не вывихнул лодыжки. Вновь опустившись на кровать, зло проговорил:

– Пусть кто-нибудь другой поживет в таком аду. А с меня достаточно!

– Твою музыку можешь написать только ты, – сказал голос.

– Да ладно тебе! Только я?! Не хочу! Не хочу больше! И не буду! И отстань!

В его голосе появились капризные нотки. Алексей соскочил с кровати, отшвырнул шлепки и забегал босиком по узкому пространству от окна к двери и обратно.

– Отстань, слышишь? – нервно вскрикивал он. – Не хочу больше боли! Верни мне ее! Пусть она не любит меня, пусть изменяет! Но пусть будет рядом! Всегда! Слышишь, Господи, всегда! Верни мне ее!

– Пусть все остается, как есть. Ты потом спасибо мне скажешь.

– Не скажу!

Алексей остановился и начал лихорадочно грызть ногти. Потом подбежал к фигуре и замер напротив.

– Я – не твой личный раб! Замолчи! – закричал он.

Потом плюхнулся на кровать и заткнул пальцами уши, продолжая быстро говорить:

– Я вообще еще раз умру! Первый раз не вышло – умру во второй и уже наверняка.

Фигура встала и подошла к нему. Голос спокойно произнес:

– Еще раз: жизнь и смерть – одно целое. Зачем спешить переходить из одного состояния в другое? Всему – свое время.

Но Алексей замотал головой, продолжая зажимать уши.

– Не слышу я тебя. И не говори ничего! Я люблю ее, и она меня любила. И это была моя единственная радость. Что ты можешь в этом понимать? В простом земном счастье? Это и была моя гармония. Понимаешь, в чем фишка? Не твоя и не вселенной, а моя! Только моя личная гармония!

– Ответь мне на один вопрос…

Голос на мгновение замолчал. Алексей опустил руки и поднял голову.

– Почему же тогда она перестала тебе звонить, к тебе приходить и просто исчезла из твоей жизни?

– Да, почему? – оживился он. – Тебе-то лучше знать. Ты же у нас – всевидящий всезнайка.

– Но я же тебе все показал. Повторить?

– Нет! – испуганно ответил Алексей, тут же опуская голову.

Из его глаз потекли слезы.

– Очень много в мире зла. А для тебя зло – это она, твоя любимая, – продолжил голос.

– Да мне-то что?! – всхлипнув, закричал Алексей. – Лишь бы была рядом! Это ты знаешь, что она для меня зло. Но я-то нет! Так дай же мне такую возможность самому разлюбить, самому разочароваться, самому понять, что она собой представляет в действительности. Хотя бы раз избавь меня от этой пытки: пытаться вернуть уже невозможное. Не режь по живому! Пусть я сам отрежу, когда пойму, что ты прав. Дай мне возможность понять! Сделай это ради меня! Пусть твоя музыка подождет! Останови пока процесс!

– Ты просишь того, что даже я вряд ли смогу исполнить, – задумчиво произнес голос. – Все во вселенной устроено по жестким законам. Если я нарушу хотя бы один из них, то воцарится хаос, и пострадаю я, а значит, и мир. Это круг.

– И что?! – заорал Алексей, вскочив с кровати. – Ты можешь все! Так переверни ради меня, простого смертного, вселенную! Сделай из круга квадрат, что ли! Хотя бы на время. Что такое отрезок времени моей жизни по сравнению с вечностью? Всего лишь точка! Сделай это ради меня! И верни ее! Дай мне ее! Дай!! Дай!!

Алексей упал на пол и забился в судорогах, продолжая что-то выкрикивать.

Вбежали санитары, за ними врач. Его быстро скрутили и ввели в вену лекарство. Через несколько минут, бледный и расслабленный, Алексей лежал на кровати, провалившись в глубокий полуобморочный сон. Санитары, подождав немного и видя, что он неподвижен, вышли, тихо притворив за собой дверь.

Через два месяца, когда его состояние значительно улучшилось и стабилизировалось, Алексея выписали из клиники. Погода стояла холодная, но чудесная. Яркое мартовское солнце заливало землю золотым светом. Когда Алексей вышел на свет божий, его глаза невольно прищурились, но бледные губы улыбались.

И тут он, обмирая в душе, увидел, что у ворот клиники стоит она, его любимая, и держит в руках белые тюльпаны, его любимые цветы. Алексей бросился к ней, смешно разъезжаясь ногами на подтаявшем скользком снегу. Обняв дрожащими руками, уткнулся носом в ее пушистые волосы.

– Здравствуй, – тихо сказала она, отстраняясь и тут же подставляя губы для поцелуя.

Алексей припал к ним, как к живительному источнику. Потом оторвался, глядя ей в лицо, словно не веря. Она опустила голову, прикрывая ресницами лживые глаза и пряча лукавую улыбку. Затем прижалась щекой к его плечу.

– Благодарю, Господи, – прошептал Алексей, чувствуя, как от счастья начинает кружиться голова, а в ушах звучит новая ликующая и неизвестная ему мелодия…

АРОМАТ РЯБИНЫ

Моей маме

– Все, деточки мои, с меня хватит! – пробормотала Ирина Федоровна, снимая со сковороды последний кусок рыбы и аккуратно выкладывая его на большое плоское блюдо.