Наталья Баклина - Гадкий утенок, или Повесть о первой любви Страница 3

Полведра им бы пришлось есть дня четыре, поэтому решили позвать мальчишек. Мальчишки обычно спускали стипендию в первые две недели, а после голодными волками рыскали по коридору и караулили, кто из девчонок стряпает на кухне. А потом стучались в дверь — «Здрасьте, мы в гости. О, как кстати, прямо к ужину!» Девчачий небогатый бюджет — сами экономили и распределяли копейки от стипендии к стипендии — регулярные дружеские набеги выдержать не мог. Поэтому в стряпне применялись приемы маскировки. На кухне проводился минимум манипуляций, сам процесс приготовления еды проходил в комнате при закрытых дверях, верхний свет во время приема пищи не включался, стуки в дверь игнорировались — никого нет дома.

А тут Эльвира выглянула в коридор и подозвала Игорюню с Геной Цоем, которые безрезультатно стучались в комнату через три двери наискосок — никто им не открывал: девчонки, видимо, тоже ужинали. «Гена, Игорь, пойдемте к нам кашу есть!» Те с радостью пошли, на призыв прибился еще и Яша с третьего курса, и три мужских пустых желудка за милую душу расправились с полуведерным запасом гречневой каши.

А с супом у Шурочки получилась такая история. С продуктами в Томске было не очень хорошо, из мясного — только куры, если в очереди постоять, и сырые котлеты, если повезет в универсаме застать, пока не расхватали. Пельмени еще продавали — розоватый фарш с неопознаваемым происхождением и тесто, которое намертво слипалось в месиво при малейшей разморозке. Если пельмени успевали донести из магазина до кастрюли раньше, чем они подтаивали, то их готовили классическим способом — варили. Если же пельмени успевали слипнуться, из этой массы можно было готовить «пельменные лепешки» — от массы отрывались кусочки, обваливались в муке и сплющивались в лепешечки. Лепешечки поджаривались в масле на сковородке. Получалось вполне съедобно, пока горячие. А остывать они и не успевали.

Курицу брать было дороговато — если целиком приготовить, уйдет недельный продуктовый бюджет, если по частям, то нет холодильника, чтобы хранить. Поэтому Шурочка посчитала большим везением, когда ей в ее дежурство по кухне удалось купить в универсаме куриный суповой набор: две лапы и петушиная голова с клювом. Шурочка помнила что-то такое смутное из детства, как мама варила супчик из таких лапок и гребешков. И вроде бы всю голову целиком варила. Шурочка старательно общипала остатки перьев с шеи и головы, как следует промыла лапы и с сомнением посмотрела на жесткие когти. С ними что делать? Вроде бы в мамином бульоне лапы были с когтями. На всякий случай тщательно промыла каждый коготок и загрузила набор в кастрюлю, решив на этот раз готовить на общежитской кухне. Вскипятила, сняла серую пену. Что-то мутноватый какой-то бульон… Ладно, в супе незаметно будет. Так, теперь туда луковицу, одну морковку, три картошки нарезать, горсть вермишели, лавровый лист, посолить… Готово! И понесла кастрюлю в комнату кормить девчонок.

— Что это? — спросила Эльвира, когда из половника на нее уставилась мутным глазом петушиная голова с плотно сомкнутым клювом и скукоженным гребнем набекрень.

— Лапша, — гордо сказала Шурочка, — на курином бульоне!

— А это? — Эльвира уже выложила голову на тарелку и достала вареную лапу. Лапа хищно целилась ей в лицо всеми четырьмя когтями.

— Это ножка. Куриная, — без энтузиазма в голосе объяснила Шурочка, уже чувствуя: ее стряпня не понравилась.

— С ножки нужно было чешую снять и когти. — Эльвира подцепила пленку на лапе, та слезла одним куском. Потом подцепила коготь, тот сполз чехольчиком, обнажив чистое светлое основание. Эльвира поболтала ложкой в тарелке, погоняв в сероватой жиже кусочки картофеля и вермишель.

— Шур, ты как хочешь, но я это есть не стану, я лучше чай попью с булочкой.

— Не умеешь готовить, так и не берись, — откликнулась толстушка Ира Зинченко, которая попробовала ложку Шурочкиного варева и тоже засобиралась в столовую за булочкой.

— Да, а как я научусь тогда готовить, если не буду пробовать! — заспорила Шурочка.

— Ну, вот и пробуй, хоть всю кастрюлю. А мы в столовку пойдем, — подскочила и Леночка, и девчонки втроем умчались в столовую на первый этаж, оставив Шурочку наедине с вареной петушиной головой. Шурочке показалось, что петух смотрит на нее с укоризной.

— Что, и ты будешь критиковать, как я тебя сварила? — Шурочка выловила вторую лапу и пристроила ее к петушиной голове. Теперь композиция на тарелке напоминала картинку на трансформаторной будке «Не влезай, убьет!»: две перекрещенные лапы, и сверху — голова с клювом. Шурочка храбро зачерпнула ложку своей лапши и проглотила ее быстро, как лекарство. Привкус был странноватым. Горчило, пахло какой-то требухой. «Куриный бульон» это варево напоминало меньше всего.

В дверь постучались, в комнату просунулась голова Яши с третьего курса:

— Можно к вам в гости? О, мы как раз к ужину!

— Заходи, Яша, куриную лапшу будешь? — встала из-за стола Шурочка.

— Спрашиваешь! Конечно, буду! Мы тут с Павликом, ничего? И еще Петька со мной!

— Слушай, Яш, а давай я вам кастрюлю с собой отдам! Вы у себя в комнате поедите, а мне потом кастрюлю вернете!

— А с чего это ты такая добрая? — заподозревал Яша и попытался заглянуть за спину Шурочке — что там у нее на столе.

— Понимаешь, я наварила лапши, а девчонки сели на диету, отказываются есть мучное. А сама я всю кастрюлю не съем, не выкидывать же, жалко!

— Зачем выкидывать, не надо выкидывать. Давай сюда свою лапшу.

Шурочка бочком, чтобы Яша не разглядел лапы и голову, придвинулась к столу и развернулась за кастрюлей:

— Вот, возьми!

— А это у тебя что? — Яшка, оказывается, шел следом и разглядел-таки злосчастные куриные останки.

— Мясо… Куриное…

— А мясо себе, что ли, оставляешь?

— Хочешь? Возьми.

Хочу, конечно. Мы его сейчас под сто граммов… — Яша плюхнул куриные лапы и голову в кастрюлю и потащил ее к выходу: — Мужики, живем! Все бы бабы сели на диету!

— Чего это он разорался, — в комнату первой вошла Леночка. В руках она несла пакет с булочками.

— От радости, я ему лапшу отдала, — ответила Шурочка.

— Смотри, как бы он не принес эту кастрюлю тебе на голову надеть, — съехидничала Зинченко, она вошла вслед за Леночкой. — Как выловит лапу с маникюром, так и прибежит говорить тебе отдельное спасибо.

— Не прибежит. Лапы он у меня выпросил вдобавок к лапше. Говорит, под сто граммов хорошо пойдут.

— Да, Панова, такое только спьяну и можно сожрать, — оставила за собой последнее слово Ира, разрезая пополам булочку и обильно смазывая ее яблочным повидлом.