Георгий Марчик - Маленькая золотая штучка Страница 3

— Совершенно верно, — подтвердил участковый. — Как раз этого требует от нас и Устав внутренней службы. Смех для души нужен так же, как зубная щетка для зубов. А наша работа вообще сплошной юмор. Кричу одному: «Стой! Стрелять буду!» а он припустил еще быстрее…

— В данном случае главное успеть понять юмор, — сказал писатель.

Он подумал, что, пожалуй, пора переходить от обмена любезностями к делу и сообщить участковому о цели своего прихода, как вдруг дверь в пункт охраны общественного порядка широко распахнулась и на пороге показался бледный, растрепанный Дайнебо. Лицо его подергивалось, глаза нервически блестели.

— Я их только что застукал, — выкрикнул он. — Требую немедленно задержать бандиток, которые расклеивали листовки с клеветническими измышлениями в мой адрес…

— Успокойтесь, — сказал участковый. — Возьмите себя в руки.

— Я уже взял, — нервно подрагивающим голосом сказал Дайнебо. — Послушайте, надо действовать, а не заниматься болтовней. Иначе я буду считать вас их соучастником.

— Излагайте, — сухо сказал участковый. — И, пожалуйста, без угроз. Здесь .это не принято. А еще лучше изложите ваши претензии в письменном виде. — Участковый знал, с кем имеет дело. Дайнебо не заставил просить себя дважды. Тут же сел, выхватил из нагрудного карманчика ручку и стал строчить на листе бумаги, поданном участковым. Закончив писать, он поднялся на ноги и передал свое заявление представителю правопорядка.

«Лидер движения за гуманизацию общества» вручил также участковому сорванную им листовку. Тот бегло прочитал ее и протянул писателю. (Заметим, кстати, что Дайнебо словно бы не замечал присутствия писателя). Ничего особенного в листовке не было: «Уважаемые граждане! Призываем вас не голосовать за Дайнебо. Не даст он вам обещанного рая ни на земле, ни на небе. Старается же он только ради своего личного блага. Он груб, нетерпим к чужому мнению, уже дважды его обсуждал за скандалы товарищеский суд…»

Писатель не нашел в листовке никакого криминала, однако участковый оценил ситуацию иначе. Как всем прямолинейным людям ему были чужды сомнения. «Пошли!» — коротко и решительно сказал он, надевая на голову красивую форменную фуражку. — Разберемся на месте. Мы их сейчас перехватим у подъезда.

Женщина в сером пальто оказалась очень нервной и впечатлительной. Ей стало плохо, когда вынырнув из темноты к освещенному пятачку у подъезда и перекрывая путь к двери, участковый обратился у двум злоумышленницам с чеканными словами: «Одну минутку, гражданки!»

— Ой! — тихо ахнула полная женщина в сером пальто и, обмякнув, стала заваливаться набок, и если бы писатель поспешно не подхватил ее под мышки, она распласталась бы на земле у их ног. Напротив, очень пожилая старушка повела себя более уравновешенно.

— Что вам угодно? — почти ласково спросила она писателя.

— Ваша работа? — сказал участковый, показывая ей листовку.

— Да, моя, — с достоинством ответила старушка. Как видно, самообладания ей было не занимать.

Участковый на несколько мгновений задумался. Он всегда немного думал прежде, чем принять важное решение, чем подчас озадачивал своего непосредственного начальника. Наконец, он принял решение:

— Прошу вас проследовать со мной в опорный пункт охраны общественного порядка для составления протокола о факте расклеивания листовок. — Милицейский страж на всякий случай воздержался от каких-либо оценок происшествия.

Женщина в сером пальто, коей оказалась Лореция Антоновна, уже оклемалась и самостоятельно стояла на ногах.

— Вы не имеете права, — дрожащим от обиды голосом сказала она. — Разве это преступление — расклеивать предвыборные листовки?

В практике участкового подобное случилось впервые. Ориентировок на этот случай он пока не получал. Он помолчал, предоставив доказывать обратное разгневанному сеятелю конфликтов. Разгорелась небольшая перепалка между женщинами и кандидатом в депутаты. Писатель, на которого вопросительно посмотрел участковый, предложил в виду позднего времени отпустить женщин, а завтра спокойно во всем разобраться.

В конце концов, сей маленький инцидент закончился для обеих женщин благополучно, как и для кандидата, которого доверчивые избиратели все-таки вскоре избрали народным депутатом. И он смог в полную ширь развернуться на общественном поприще, демонстрируя невиданную активность в подаче депутатских запросов и всевозможных протестов, связанных с регламентом сессий. Что дало повод некоторым злопыхающим журналистам утверждать, что он не столько работает, сколько мешает работать другим.

Писатель же в тот памятный вечер так и не сумел посоветоваться с участковым на счет маленькой золотой штучки. Жизнь понесла его дальше по своему течению, а участковый по кокарду окунулся в свои повседневные заботы.

Писатель с растерянностью и даже некоторым сожалением вдруг обнаружил, что стареет. Одиночество, которое он так ценил и которому так радовался, понемногу стало тяготить его. Проснувшись ночью, он сожалел, что рядом нет никого — теплого и мягкого, кого можно достать рукой, разбудить и всласть поговорить, а затем вновь провалиться в крепкий сон. Он с недоверчивой, скептической улыбкой просматривал брачные объявления в газетах и удивлялся тому, как много на свете невостребованных женихов и невест со столь замечательными данными. Затем решился — тщательно отобрал возможных претенденток на его кров и вторую половину двуспальной кровати, стыдясь и подтрунивая над собой, заполнил анкеты, вкладывая в письма свое лучшее фото и послал в разные службы знакомств, которые с помощью ЭВМ на основе анкетирования и психологического тестирования подобрали для него из своей многотысячной картотеки трех кандидаток в спутницы жизни. Лично познакомившись с ними писатель еще раз воочию убедился, сколь велика пропасть между пылкой мечтой и суровой действительностью.

Стройная, привлекательная, деликатная блондинка с жилплощадью и высшим образованием, без вредных привычек, умеющая отлично готовить, шить и вязать, оказалась инвалидом с нарушениями опорно-двигательного аппарата и дефектами речи.

Добрая, приятная, уравновешенная женщина с отличной фигурой, способная оцените духовную красоту партнера, национальность которого для нее не имеет значения (лишь бы человек был хороший), была похожа на вурдалака из фильма ужасов. Писатель, даже не извинившись, поспешно бежал от нее.

И, наконец, «нежная, трогательно добрая, готовая к самопожертвованию, с кротким, ангельским характером и лицом, моложавая женщина, ищущая родственную душу, способную понять и оценить ее», на проверку оказалась просто молодящейся старушкой в темном парике с печально-благостных умиротворенным взглядом выцветших, некогда голубых глазок.