Моника Бейком - Через реку забвения Страница 3

Даже сейчас он мимоходом вспомнил об этом, наблюдая, как высокая, широкоплечая, с узкими бедрами и могучим бюстом Синтия копается в большой сумке в поисках нужного флакона. Ее обтянутые рукавами трикотажного топа бицепсы вздувались при каждом движении. Глядя на игру мышц, Брюс сначала отметил, что за последнее время те как будто увеличились, а потом его осенила догадка, что Синтия, помимо прочих своих навыков, всерьез решила освоить еще и специальность телохранителя и для этого наверняка начала посещать спортзал.

Подумав об этом, Брюс едва сдержал улыбку, но потом в его голове возникла мысль, что Тереза в некотором смысле вытащила счастливый билет, приобретя столь преданную сотрудницу.

И к тому же ответственную, добавил он про себя, продолжая наблюдать за Синтией, которая с каждым мгновением проявляла признаки все более усиливающегося беспокойства.

— А что за спешка? — спросил Брюс, обращаясь к Терезе, которая по-прежнему сидела зажмурившись.

Его голос словно явился для нее своего рода катализатором. С криком «больше не могу терпеть!» она вскочила со стула, который с жутким скрежетом отъехал в сторону, скребя металлическими ножками пол, и бросилась к находящемуся в дальнем конце гримерной умывальнику. Там на ощупь отыскала кран, повернула и принялась поспешно умываться.

Прекратив копаться в сумке и прикусив губу, Синтия несколько секунд смотрела на Терезу, потом спохватилась и быстро направилась к ней с полотенцем.

Тереза добрую минуту терла лицо и особенно глаза. Затем не глядя протянула руку, в которую Синтия вложила полотенце. Лишь промокнув влагу, Тереза повернулась к Брюсу.

— О Боже! — воскликнул он.

В глазах Терезы промелькнуло удивление.

— Что такое?

— Посмотри на себя! — сказал Брюс, безуспешно сдерживая улыбку.

Вскинув бровь, Тереза подошла к зеркалу.

— Ты так говоришь, будто… О Господи! Ну и физиономия… — Она расхохоталась. — Хорошо, что здесь нет папарацци!

Ее вид в самом деле был, мягко говоря, не для съемок: глаза покраснели из-за того, что мелкие сосуды налились кровью, к тому же их окружали черные разводы не смывшейся туши для ресниц.

— Действительно, — откликнулся Брюс. — Что это с тобой случилось?

Тереза открыла было рот, чтобы ответить, но ей помешала Синтия.

— Садись-ка сюда, — сказала она, придвигая поближе стул. — Давай я займусь тобой.

— Ты нашла флакон? — спросила Тереза, послушно выполняя ее просьбу.

— Да вот он, стоит перед зеркалом. Я впопыхах не заметила его и стала искать в сумке. Ты уж прости меня.

Тереза усмехнулась.

— Ты-то чем виновата?

— Может, и ничем, — кивнула Синтия, выливая на ватку из розовой пластиковой бутылочки каплю белой жидкости и принимаясь с ее помощью снимать с лица Терезы тушь. — Может, во всем виноваты они. Глаза закрой…

— Они — это?..

— Ну да, мужики. Кто же еще! — уверенно произнесла Синтия, продолжая действовать ваткой. Потом, спохватившись, покосилась на Брюса. — К тебе это не относится. Знаешь ведь, что о присутствующих не говорят.

Брюс с улыбкой кивнул.

— Знаю. Но мне так никто и сказал, что случилось.

— Ничего особенного, — сказала Тереза. — Просто еще на сцене у меня потекла тушь. Потом, пока я шла в гримерную, она попала в глаза и…

— А я не смогла найти вот этот флакон, — слегка взмахнула Синтия розовой бутылочкой.

— Остальное ты видел, — усмехнулась Тереза.

— Ну а мужики здесь при чем? — осторожно спросил Брюс.

— При том, — мрачно произнесла Синтия. — Ведь тушь у Терезы неспроста потекла.

— Верно, если бы я не прослезилась во время последней песни, ничего бы не было.

— Вот как?

— А ты не заметил? — спросила Синтия. — Конечно, Тереза расплакалась. Когда такая песня, разве удержишься? Ведь про любовь, да еще несчастную. Я сама едва сдержала слезы. Потому и выходит, что виноваты мужики.

Брюс взглянул на Терезу. Она с усмешкой пожала плечами.

— М-да, девчонки, с вашей логикой не поспоришь, — протянул Брюс. Затем вновь взглянул на Терезу. — Про песню мы еще поговорим. А вообще-то я зашел спросить. Ребята предупредили тебя, что после концерта собрались поужинать в «Меццо»?

Речь шла о заведении на Пикадилли-серкус. Там на первом этаже располагался так называемый «Меццонин», где посетителям предлагали по умеренным ценам восточную еду, а на втором, куда вела широкая лестница, размещался собственно сам шикарный, сверкающий и блестящий ресторан, который посещали настоящие звезды, а также те, кто желал ими стать.

Времена, когда музыканты Терезы и она сама были завсегдатаями «Меццонина», прошли, в последние годы они посещали исключительно «Меццо».

— Предупредили, — сказала Тереза. — И я собиралась составить им компанию… только, думаю, с такими глазами мне не стоит показываться на публике.

Брюс с сомнением посмотрел на нее.

— Боюсь, ты права. Твои глаза выглядят так, будто ты рыдала весь день напролет.

Тереза повернулась к зеркалу и еще раз придирчиво оглядела себя.

— Нет, с такими распухшими веками я не поеду ни в какой ресторан, — наконец решительно произнесла она.

— Можно надеть темные очки, — задумчиво заметил Брюс.

Однако Тереза покачала головой.

— Нет уж, спасибо. Как-то раз я сделала подобную глупость — надела ночью темные очки, потому что хотела выглядеть стильно, — и то и дело спотыкалась на ровном месте, потому что ни черта не видела.

— Ну и ладно, — сказал Брюс. — Тогда я отвезу тебя домой.

— Не возражаю. — Тереза на минутку задумалась. — Кстати, идея. Почему бы нам не поужинать вдвоем у меня дома?

Брюс на миг замер. Последняя фраза прозвучала так заманчиво…

Если бы только Тереза вкладывала в нее такой же смысл, как и я, с грустью подумал он. К сожалению, ее предложение совершенно невинно.

— Разве у тебя найдется какая-нибудь еда? — усмехнулся Брюс, скрывая свои истинные чувства за напускной веселостью.

Ему и прежде приходилось бывать в квартире Терезы, которую та арендовала в Сохо на Броудвик-стрит, поэтому он знал, что холодильник там, как правило, пустует. Тереза вообще принадлежала к числу тех современных женщин, которые — в отличие, скажем, от своих домовитых бабушек — стремятся максимально упростить быт. Брюс быстро понял, что ей жаль тратить время на хозяйственные заботы.

В его представлении женщина должна быть совсем другой. Сам он рос в семье, где мать не работала и всю себя посвящала только близким и уходу за жилищем. Поэтому в доме всегда был уют, вкусная еда, а по уикендам на обеденном столе неизменно появлялся сладкий пирог, или торт с кремом, или пудинг с изюмом и цукатами.