Прости, мам! - Елена Лабрус Страница 3

Я закрываюсь от него фужером, жадно глотая Божоле.

«Нет, нет, это не обо мне. Это просто совпало. Просто совпало. Просто я сегодня мнительная. Очень мнительная».

— И что же дальше? — выдыхаю я. — Что делают Ангелы-Хранители в таких случаях?

— Чего они только не делают, — подливает он мне ещё вина. — Останавливают светофоры. Путают номерки. Опрокидывают чашки с кофе. Задерживают рейсы. Подбрасывают котят. Даже поворачивают вспять время. Но у этого Ангела всё равно ничего не получилось.

— Наверно, он был, как и его подопечная, Ангел-Неудачник? — откидываюсь я на стуле, но не свожу с него глаз, как и он с меня.

— Возможно. И потому что она устала бороться с судьбой. Он испробовал всё, что только мог, осталось последнее средство. Он пошёл к Богу и попросил отправить его на землю. «Я сам сделаю её счастливой», — сказал он отцу. «Но ты никогда не сможешь вернуться», — нахмурился тот. «Пусть! Отпусти меня, отец», — склонился перед ним на колени Ангел. «Ты станешь простым смертным», — пытался отговорить его родитель. «Я научусь им быть». «Но почему?» — не выдержал Бог. «Потому что я люблю её», — поднял к нему лицо Ангел. И отец внял его просьбе и низверг его на землю.

— И что же было потом? — скептически хмыкаю я и прислушиваюсь. Мне кажется, или это орёт мой кот? — Он нашёл эту девушку?

— Конечно, ведь он и так всё о ней знал, — прислушивается и Константин.

— И что она? Стала счастливой?

— Ещё нет, — поднимается он, глядя мне в глаза. — Но уже стала намного улыбчивее, чем пару часов назад.

И проходит мимо меня на кухню.

«Ну, конечно! Шикарная романтичная история, — поднимаюсь я следом. — Здесь я, конечно, должна решить, что он придумал её специально для меня и растечься лужицей. Вот только я не лужица, я — лёд!»

— Вася, Васенька, — выхожу я вслед за своим гостем на балкон. И замираю, когда слышу душераздирающий крик замерзающего кота…. над своей головой

— Твой? — показывает Константин вверх, на край крыши.

— Ах ты засранец! — всплёскиваю я руками. — Ты как же туда забрался, гад?

И знаю, что вопрос риторический, не потому, что кот мне не ответит, а потому, что всё мне ясно как божий день: балконная дверь была приоткрыта, он испугался звонка, выбежал, а тут уже дело кошачьей техники (последний этаж, а с козырька балкона до крыши рукой подать).

— Ты куда? — звучит голос Константина мне в спину.

— На крышу, куда же ещё! — натягиваю я сапоги.

— Нет, нет, нет, — перегораживает он проход. — Ты никуда не пойдёшь.

— Ты вообще в своём уме? Это мой кот. Член моей семьи. Я ни за что не брошу его в беде.

— Звони спасателям, в МЧС, не знаю, куда там обычно звонят, — чуть не вырывает он у меня из рук пальто.

— Слушай, Костя, ты если боишься высоты, так это не значит, что все её боятся. Сиди здесь, жди, пока я вернусь. Или пока приедут спасатели. Я, конечно, позвоню, — возвращаюсь я за телефоном, — но сидеть и ждать точно не буду.

— Диана! — кричит он мне в открытую дверь. — А-а-а, — слышу я нечто, похожее на рык, — Бес тебя побери!

Но как бы он не возмущался, а к тому времени как я возвращаюсь с ключом от двери чердака, он уже стоит там.

Глава 4

— Ты бы хоть оделся потеплее, — предоставляю я ему право повозиться с ключом.

— И так сойдёт, — первым выходит он на крышу. Первым бредёт по неубранному снегу, превратившемуся в плотный наст.

Его длинные волосы треплет ветер. Полы его расстёгнутого пиджака тоже полощатся на ветру, но он словно этого не замечает.

— Кыс-кыс-кыс, — протягивает он руку, подзывая нахохлившего на бетонном парапете ограждения кота.

И в принципе эта крыша плоская. Но вот скопившийся снег как раз к тому краю, где сейчас сидит мой кот, намело таким сугробом, что кота за ним почти и не видно.

— Васенька, мальчик мой, — приседаю я рядом — Иди сюда. Василий! Иди сюда, трус!

Вздрогнув от хрустнувшего снега, вместо того, чтобы идти к нам, перемещается кот ещё дальше.

— Проклятье! — встаёт мой «спасатель», вытирает лоб, как будто он вспотел. На морозе. А может и вспотел. По крайней мере бледен он как мертвец. — Я знал, что это добром не кончится.

И делает шаг к коту.

Проваливается глубже, чем по колено. Пыхтит от негодования, вытаскивая длинные ноги. А вот я, сделав шаг вслед за ним, так и стою на плотном насте.

— Только не вздумай туда идти, — борется он со снегом, выдёргивая одну ногу и тут же проваливаясь другой.

— Чему быть, тому не миновать, Константин. Я аккуратно, — делаю я уверенно ещё пару шагов. Ой, да тут до кота их и всего с десяток.

— Диана, стой! — останавливает меня Константин. И даже облегчённо выдыхает, когда я останавливаюсь и оборачиваюсь. — Это же те самые скользкие сапоги?

— Да, но…

Я не успеваю договорить. Земля не уходит, её словно вырывают у меня из-под ног, когда я поскальзываюсь на ледяной корке и не просто качусь, со скоростью света несусь к кромке крыши.

«Как глупо», — это всё, что я успеваю подумать, вылетая за её пределы.

А потом ужас. Безумный предсмертный ужас. Невыразимый. Беспредельный. Всепоглощающий. Заполняющий собой всё на бесконечные несколько секунд до неминуемой встречи с землёй.

— Прости, мам! — ещё я успеваю прошептать и обречённо зажмурить глаза…

— Как же это глупо — надеяться на судьбу, — подхватывают меня сильные мужские руки. — И на то, что рядом всегда будет Ангел-Хранитель.

— Но ты же рядом, — силюсь я открыть глаза. Мне слышится что-то похожее на шелест больших крыльев. Или мне это кажется? Я совершенно не понимаю, что происходит. — Я уже умерла?

— Нет, я не мог этого допустить.

— Я бы умерла недостаточно счастливой? — улыбаюсь я, всматриваясь в его лицо. В самое красивое лицо на свете.

— Я не смог бы без тебя жить. И не пойму, чему ты улыбаешься, — ставит он меня на землю. — Всё было напрасно. А за твоим котом всё равно приехали спасатели.

— Ничего не бывает напрасно. А я радуюсь тому, что ты просто падший ангел, а не какой-нибудь аферист, — обнимаю я его за шею и это, наверно, полный бред моего сильно и глубоко помутившегося воображения, но там за его спиной чувствую их, его большие сильные жёсткие крылья…

— Диана, очнись! Диана, с тобой всё в порядке? — мужской голос у меня над ухом.

— Да. Да, — неуклюже сажусь я, потирая затылок. И вдруг