Кейт Дэнтон - Миражи в Андах Страница 31

Кроме дневников, там были записные книжки с набросками первых романов Камилы. Почерк был знаком Аликс до боли. Она сама, без памяти любя свою семью, теперь хорошо понимала скрытность Висенте и даже прощала ее.

Горничная бесшумно вошла, поставила поднос с чаем и так же тихо вышла. Аликс прервалась ненадолго и, прихлебывая чай, начала читать. Все ее существо замирало от восторга. Здесь было неизмеримо больше, чем ей требовалось для статьи в «Ньюсмейкерз» и даже для диссертации. Эти материалы просто бесценны для биографа. Но разрешат ли Серрано воспользоваться ими?

Аликс продолжала читать, в ее мозгу роились идеи. Несколько часов пролетело незаметно. Горничная так же бесшумно принесла ланч, к которому Аликс даже не притронулась. Она была слишком захвачена открытиями, чтобы думать о еде.

В следующем ящике, который она открыла, оказалась пачка аккуратно сложенных писем. Ее писем. Аликс не могла сдержать слез, снова стиснувших ей горло. Камила хранила ее письма, следовательно, их переписка имела для нее большое значение. Как и говорил Висенте. Ленточка, связывавшая пачку, трогательно напоминала о временах, когда письма хранились как драгоценная реликвия.

В комнате постепенно начало темнеть – за окном смеркалось. Хуан Карлос постучал в дверь и вошел. Включил свет.

– Не хочешь поужинать со мной, Александра?

Аликс откинула волосы со лба.

– Простите. Я и не заметила, что уже так поздно. – Честно говоря, она вообще утратила чувство времени.

– Здесь еще много всего. Неудивительно, что ты потерялась. – Хуан Карлос взял в руки нож для резки бумаги с богато инкрустированной рукояткой и погладил его. На лице его появилось мечтательное выражение – он явно находился сейчас где-то в далеком прошлом, в воспоминаниях о своей жене. Потом встряхнул головой, чтобы вернуться к реальности. – Ужин, наверное, уже подан.

Так оно и было. Аликс и Хуан Карлос сели за длинный обеденный стол, за которым могло бы разместиться целое семейство. Хуан Карлос отодвинул стул для Аликс, а сам сел напротив.

– Висенте не будет с нами ужинать? Он вернулся в Кито?

– Нет, nina. Он приносит свои извинения, но ему надо работать.

– И ему не хочется сейчас говорить о Камиле – то есть о своей матери.

– Вовсе нет. Напротив, мы очень любим говорить об Элене. Она остается частью нашей жизни. Элена была необыкновенной женщиной. Все любили ее.

– Особенно вы, да?

– Особенно я. С того самого момента, как я увидел ее еще пятнадцатилетней девушкой, я был околдован. Это произошло, когда мы были на брачной церемонии в Ла-Сьенега.

Аликс закивала головой:

– Да, в ее второй книге есть описание венчания в этой церкви. Мне очень хотелось бы туда съездить.

– Висенте обязательно отвезет тебя туда. После того, конечно, как ты все здесь закончишь. Это в нескольких милях отсюда, и… но это уже другая история.

Аликс хотелось задать ему так много вопросов. Ей было интересно узнать, почему они не рассказали ей об Элене в ее первый приезд сюда, а теперь ради этого даже задержали ее отъезд. Она была уверена, что многого еще не знает, но пока что не хотела ни о чем больше спрашивать. Как говорится, от добра добра не ищут. Ее допустили в кабинет Камилы, ей разрешили просматривать ее личные бумаги, и пока что этого более чем достаточно. Остальные вопросы можно было задать и позже.

Пока они ужинали, Хуан Карлос, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать о своей жене. Аликс было известно, как выглядела Камила – то есть Элена, это надо было запомнить, – по портрету, висевшему в большом зале, но Хуан Карлос мог влить жизнь в этот образ, помочь ей представить Элену живой. Он рассказал ей, каким чувством юмора обладала его жена, об ее внимании к мелочам, об ее отзывчивости. С каждым его словом перед Аликс все живее и яснее представала та Камила, которую она знала из ее книг и писем.

– Но почему ее стиль так резко вдруг изменился? – Аликс полагала, что ответ на этот вопрос, вероятно, содержится в последних дневниках Элены. Может быть, Хуан Карлос даст ключ к разгадке?

Однако он проигнорировал ее вопрос и спросил Аликс, как ей понравилось вино, которое они пили. Явно, хотя и вежливо, уклонился от ответа. Аликс поняла, что надо быть терпеливой, и тогда, может быть, удастся из случайно оброненных фраз узнать правду. А пока что оставалось внимательно вчитываться в каждую строчку дневников.

Она всегда медленно и вдумчиво изучала интересующий ее предмет, по крупице собирая знания о нем. И потом понимала и запоминала очень многое. Но сейчас ей стоило неимоверного труда побороть в себе любопытство и не приняться сразу за последние дневники. Так же трудно было заставить себя удержаться от расспросов Хуана Карлоса.

А он после ужина извинился и сказал:

– Вижу, ты жаждешь продолжить работу. Твои вещи уже отнесли в ту комнату, где ты останавливалась в прошлый раз. Так что чувствуй себя как дома. Можешь остаться здесь на столько, на сколько тебе захочется. – Он подался вперед, взял Аликс за плечи и поцеловал в лоб. – Элена всегда с нетерпением ждала твоих писем. Она очень тебя любила, nina. – Его слова напомнили Аликс слова Висенте, сказанные немного раньше. Хуан Карлос улыбнулся ей и вышел из комнаты.

Аликс зашла в свою спальню, чтобы взять из сумки папку, и вернулась в кабинет Элены. Здесь было столько всего, что она не знала, с чего начать. С дневников… Нет, с записных книжек.

Она открыла блокнот, лежавший сверху. На первой странице была всего одна фраза: «Я никогда не была бедной, но всегда жила в окружении бедности». Эти слова показались Аликс знакомыми. Ну конечно, ими открывалась первая книга Камилы. Аликс переписала себе эту фразу. В статье для «Ньюсмейкерз» она непременно использует ее. А может быть, и в диссертации тоже.

Следующие два дня прошли словно один час. Аликс перебирала и изучала бумаги, читала записки и переписывала их, прерываясь только для еды и короткой прогулки по двору. Но чем больше она работала, тем яснее становилось, что здесь чего-то не хватает. Она лежала, вытянувшись, на диване, когда ее внезапно осенило:

– Она не писала «Карибское соглашение»! – вскакивая, воскликнула Аликс. Слышать ее мог только старый кот, клубком свернувшийся возле дивана. Аликс подумала, что при жизни Элены это было, наверное, его любимое место. – По крайней мере, не весь роман. – (Кот приоткрыл глаза, покосился на Аликс и, не уловив в ее словах ничего интересного, снова закрыл их.) – Нет, не писала! – воскликнула Аликс, потрепав кота по шерсти. – И я докажу это.

Она подошла к стеллажу и вынула оттуда английский перевод романа. Бесспорно, какие-то отдельные места в нем принадлежали перу Камилы. Но для Аликс теперь стало очевидным: в целом книга написана другим человеком. Во всех произведениях Камилы – а также в записных книжках и дневниках – неизменно присутствовала свойственная ей мягкость. А этот роман был написан в жесткой манере.