Фристоун Фристоун - Красивая пара Страница 32

— Анна была самая-пресамая красавица, мамочка, и вся свадьба была самая-пресамая, и у меня тоже будет точно такая! У тебя ведь такая же была, да?

— Да, нечто вроде этого…

Джилли не удержалась и быстро взглянула на Джанкарло. В его темных глазах промелькнула такая боль, что Джилли стало не по себе. Она поспешно поцеловала дочь в розовую щечку.

— Все, на сегодня хватит. Спи, моя маленькая принцесса, и пусть тебе приснятся ангелы.

Джилли медленно раздевалась у себя в комнате. Парадное платье было великолепно — серебряная парча и кремовый шелк, тугой корсаж, широкая юбка… Оно сидело точно по фигуре, облегая высокую грудь и расходясь широкими волнами от точеных бедер. Скоро эта фигура изменится, платье надолго спрячется в массивном шкафу, а ему на смену придут столь любимые Анжелой сарафаны без талии…

— По-моему, сегодня я не успел тебе сказать, что ты прекрасна. Говорю сейчас: ты прекрасна!

— Спасибо, ты тоже ничего.

— И тебе спасибо, но, полагаю, на первом месте сегодня наша принцесса?

— Ты прав. Она так быстро растет.

— Настоящая красавица, особенно в этом наряде. Хочешь глоток виски?

— Нет, спасибо.

Интересно, что будет, если она сейчас скажет: «Нет, спасибо, я беременна»? Нет, лучше по-другому:

— Мне кажется, ей немного скучно расти одной. Может, нам подумать о братике или сестричке для нашей принцессы?

Джанкарло нахмурился и посмотрел на жену. Он видел, как напряженно она ждет ответа, и решил покончить с этим немедленно.

— Нет. Анна-Лу счастлива, и у нее есть друзья. Другой ребенок нам ни к чему. Забудь об этом, Джилли. Я больше не хочу детей.

Он положил свою тяжелую руку ей на плечо, и она жгла тело Джилли. Ее муж был серьезен, и это ранило больше всего. В глубине души она лелеяла надежду, что чадолюбие итальянца возьмет верх над рассудительностью, говорил же он о сыне три года назад, однако эта надежда мгновенно погасла при взгляде в темные и мрачные глаза. Что ж, очень жаль…

— Жаль, что ты против. Потому что я уже беременна.

Она повернулась и отправилась к двери, не дожидаясь ответа. Чего ждать, если уже знаешь его наверняка?

— Нет!!!

Он догнал, схватил за руку, резко повернул к себе. Джилли кровь бросилась в лицо, но она заставила себя сдержаться. Джанкарло причинял ей физическую боль, но в стократ больнее было видеть искреннюю ярость в его глазах. Речь идет об их общем ребенке!

— Да, и тебе придется смириться с этим.

— Доктор подтвердил?

— Да, два дня назад я была у доктора Крезо.

— Это мой ребенок?

Как же она сразу не поняла! Горький, циничный смешок, больше напоминавший рыдание, вырвался из груди молодой женщины. Он ведь считает Тома ее любовником, а презервативы — надежной защитой.

— О да, это твой ребенок. У меня срок девять недель, сам посчитаешь, что тогда случилось. Нечто вроде иронии судьбы. Совокупление на полу в Корнуолле, помнишь?!

— Но ты пила таблетки…

— Нет, это ты сказал, что я пила таблетки, потому что три года назад ты приказал мне это делать, а доктор Крезо выписал их целую гору.

Ярость наполняла тело легкостью, а голову — ясностью. Все встало на свои места, и не надо больше мучить себя напрасными терзаниями. Граф Джанкарло Дель Пьетро, ее муж, один из богатейших людей в своей стране, аристократ до мозга костей, оказался динозавром из старинных романов, феодалом, который считает себя едва ли не Господом Богом для всех вокруг, а уж для своей жены тем более. Он смотрел на нее с яростью, но ей почему-то больше не было страшно.

— Не имеет значения, Джилли. Ты должна избавиться от ребенка, и это мой приказ! Я поговорю с доктором Крезо…

Джилли ударила его изо всех сил, наотмашь, намертво стиснув пальцы в закаменевший от напряжения кулак. Кровь залила белоснежную манишку, но это ее не тронуло.

— Ты, мерзавец, получи то, что тебе причитается! Все, чего ты когда-либо от меня хотел, это секс, секс и еще раз секс. Я никогда не была достаточно хороша для тебя, ни как жена, ни как мать твоего ребенка. Ты ведь и женился-то на мне, только узнав, что я беременна, а твоей драгоценной Росарии был нужен ребенок. Вы оба решили отобрать мою дочь, Росария сама мне все это рассказала, и то, что наш брак в Италии недействителен — тоже!

Сапфировые глаза метали молнии, гнев нес Джилли на своих кипящих волнах и стоявший перед ней мужчина больше не был богом — он даже мужчиной больше не был. Худшее из всех предательств — предать того, кто любит тебя! Она даже не слышала, с каким ужасом шепчет Джанкарло, пятясь от нее в глубь комнаты:

— Нет, Господи, нет, только не это…

— Я ведь видела вас двоих в кабинете в тот день! Я вернулась от врача, я бежала к тебе, а ты… ты обнимал эту ведьму и клялся ей, что у нас с тобой не будет больше детей. Ты ласкал ее, а она в это время рассказывала, как будет растить моего ребенка без меня! Я счастлива, что разлучила вас, что Росария убралась из этого дома, что все кончилось. Жаль только, что ты смог меня разыскать. Ты не заслуживаешь своей дочери, ты не заслуживаешь моей любви! Я пыталась, несчастная идиотка, я столько раз пыталась оправдать тебя, простить, забыть, но сегодня этому пришел конец! Я услышала все, что ты хотел сказать.

Теперь по всему ее телу разлилась пугающая слабость, Джилли едва стояла на ногах. Однако взгляд синих глаз, устремленный на смуглое лицо Джанкарло, был тверди ясен.

— Хочешь убить моего ребенка? Только вместе со мной!

Он дернулся, словно от удара и прошептал, задыхаясь:

— Вот именно…

Кровь отхлынула от щек Джилли. Получить нож в сердце было бы проще.

— Впредь я скорее увижу тебя в аду, чем рядом со мной, Джанкарло. Не приближайся ко мне больше никогда, слышишь? Никогда!

Огромные руки взметнулись вверх, и Джилли с ужасом и изумлением увидела мольбу на его лице.

— Нет, Джилли, нет, ты не поняла меня! Я… я знаю про то, что случилось с твоей матерью.

— Да? А знаешь ли ты, что моя мать и дядя Том были любовниками в юности, и он продолжал любить ее всю жизнь?

— Нет, этого я не знал. Я знаю, что она умерла родами, и что это может случиться и с тобой, вот почему я сказал «вот именно».

Она не верила своим глазам. Боль, отчаяние в карих глазах Джанкарло бились, словно волны в шторм, а еще в этих глазах горела любовь.

— Если бы мне пришлось выбирать между рождением ребенка и твоей жизнью… Я лучше заложу свою бессмертную душу всем дьяволам преисподней, я погублю себя, но я не могу потерять тебя снова.

Она подошла, все еще не веря, тихо взяла его за руку и спросила потрясенным шепотом:

— Ты… боишься за меня?