Таффия Исаева - Семь историй о любви Страница 35

Кира с минуту молчала, опустив глаза, она старательно разглядывала фотоаппарат. Было видно, что ей не хочется соглашаться, но Сашка надеялась, что природная вежливость возьмет верх, и не ошиблась.

– Хорошо. Говори, я слушаю.

– Извини меня… Я не хотел… Просто… – Сашка с огромным трудом выдавливала слова. Сказать все что угодно, все что она хочет услышать, только бы она не ушла… Я не могу ее потерять… Не могу… Не хочу… Только вот что она хочет услышать? Сашка положила руки на плечи девушки и не отводила от нее взгляда.

– Я… – Сашка набрала воздуха и выдохнула. – Я… люблю тебя…

Девушка была на пределе. Легкое прикосновение ветра к коже было почти болезненным. Она чувствовала себя как оголенный и излишне натянутый нерв. Кира молчала. Может быть, я не услышала ответа? Ветер так некстати играет с листвой, и их шелест мог заглушить слова Киры… Или я не произнесла это вслух?

– Ты слышишь? – почти простонала Сашка. Кира опустила голову, спрятав взгляд. Сашкины ноги подкосились, она позволила себе опустится на колени, и теперь смотрела на Киру снизу вверх не выпуская ее руки из своих.

– Слышишь? Я люблю тебя…

– Прости, – донесся до нее легкий шепот.

– За что? – непонимающе спросила Сашка. Но ответ уже появился внутри нее. Откуда-то из самого темного угла сознания, поднялась черная тень с рваными краями. Корявые ледяные пальцы потянулись к сердцу и легко коснулись его. Сашка коротко выдохнула, чуть сгибаясь, как будто пытаясь отодвинуть себя от этой корявой руки. Боль от холодного прикосновения была физической.

– Саш, – Кира присела перед ней на корточки, легко сжимая Сашкины пальцы. – Ты супер, ты самый лучший… У тебя все будет хорошо, понимаешь? Саш?

– П-почему? – помертвевшими губами выдохнула Сашка. – Почему?

Тень скабрезно ухмыльнулась и, обхватив рукой сердце, с силой сжало его, вонзая грязный маникюр глубже в мясо.

– Саша?

Откуда-то издалека сквозь пелену боли она слышала испуганный Киркин голос. Но он был так слаб и так далеко, что захлебывался и прерывался…

Только не это… Теперь я не смогу… Больше не смогу терпеть это… Эта боль рвет на части…

«Никогда больше…»

«Прости…»

«Не трогай меня!»

«Ты такая славная, сестренка!»

«Никогда больше…»

Избавится от боли… Сделать хоть что-нибудь, что бы ее не было… Все равно что… А сейчас справиться с ней… На секунду…

Обещаю… Обещаю через минуту будет легче… Слышишь?

ОБЕЩАЮ!!!

Сашка, шатаясь, поднялась с колен. На нее смотрели широко открытые от испуга Киркины глаза.

– Саш? – Она положила руку на ее плечо. Сашка ухмыльнулась.

– Все хорошо… Ты… Извини меня. Мне пора. – она легким движением стряхнула руку с плеча и, повернувшись спиной к Кире пошла назад. Каждым шагом толкая асфальт, она чувствовала как пружинит земля под ногами. Как она, отталкивая ногу, помогает сделать шаг. И еще один, и еще… Быстрее, еще быстрее… Как ветер…

История Седьмая (последняя).

Кира с испугом глядела в след быстро удаляющейся фигуре. Так странно. Может быть он чем-то болен? Очень походило на приступ.

Такая боль…

Как будто у него внутри все разорвалось. Никогда Кирка не видела такого. Боль, хлынувшая из Сашиных глаз, обожгла ее, напугала…

Она вновь посмотрела в ту сторону, куда убежал Саша. В таком состоянии его нельзя оставлять одного…

Сказал, что любит…

И чуть не изнасиловал, прямо в зале…

Все равно, одного оставлять нельзя…

Кира нерешительно сделала шаг в ту сторону, куда только что убежал ее знакомый, и остановилась.

Странный он какой-то…

Девушка нерешительно мялась в полутемной аллее. В клуб теперь лучше не ходить… Жаль… Она задумчиво подняла глаза к небу, рука сама собой легла на фотоаппарат. Как красиво ночное небо… Обидно, что его фотография всегда получается плоской… Но так хочется его запечатлеть.

Кира подняла фотоаппарат и…

С проспекта донесся рвущий звук тормозов, глухой удар, потом раздался чей-то крик, и все стихло…

Нехорошее предчувствие скользнуло холодной змейкой в груди, уронив фотоаппарат на грудь, Кира рванулась к ярко освещенному проспекту.

Кира проснулась от громкого отчаянного крика. Он еще не полностью растворился в темноте, как комнату прорезал яркий луч света.

– Тише, тише, Кирюша… Это просто сон… Все хорошо, – мама, как птица приземлилась на постель дочери, обнимая ее руками и баюкая прижимая к груди.

Кира почувствовала, как по щекам заструились слезы. Прижавшись к матери, она тихо заплакала. Женщина обнимала ее, что тихо шептала, баюкала. В яркую полоску света упала чья-то тень. Мать подняла голову. В дверном проеме стоял мужчина и вопросительно смотрел на нее.

– Иди спи, я сейчас приду… – сказала она, вновь обращая свой взгляд на дочь.

– Что-нибудь нужно? – полушепотом спросит отец.

– Нет, – мать отрицательно покачала головой, – Иди, Кирь…

Утром она как всегда проснулась разбитой. Открыв глаза, она прислушалась к своему телу. Болела, казалось, каждая клеточка. Но все равно… Нужно встать. Принять душ.

Девушка поднялась и, застелив постель, пошла в ванную.

– Доброе утро Кирюш, как себя чувствуешь? – спросила ее пожилая женщина, оторвавшись от приготовления завтрака. Девушка, идущая мимо большой двустворчатой двери по коридору, развернулась и вошла в огромную гостиную, совмещенную с кухней. Мать в домашнем, но таком детском передничке жарила что-то на плите.

– Нормально, – вяло ответила она, забираясь на высокий табурет, стоящий около барной стойки.

– Еще не умывалась? – мать с улыбкой указала деревянной лопаткой на полотенце, которое девушка бросила на стоящий рядом такой же табурет.

– Сейчас пойду… Я не сильно ночью? – осторожно спросила Кира.

– А что было ночью? – мать внимательно посмотрела на дочь.

Кира благодарно улыбнулась.

– Да так, по крышам гуляла.

– Иди умывайся и садись завтракать, – мать вернулась к приготовлению завтрака.

Кира, или Кирюша, как звала ее мать, была единственным бесконечно любимым ребенком. Тамара Аркадьевна прожив с мужем много лет, почти потеряла надежду родить ребенка, но произошло чудо, и в 38 лет женщина стала матерью, осчастливив своего 40-ка летнего мужа. Роды были очень тяжелыми и долгими, но Тамара Аркадьевна искренне считала, что за такую красавицу дочь, это была очень справедливая цена. Нисколько не огорчаясь, что родилась дочь, гордая мать назвала ее в честь своего горячо любимого мужа – Кирилла Михайловича. Кирюша росла очень спокойной и рассудительной девочкой. Несмотря на то, что ей многое позволялось, она никогда не переходила грань разумного. Даже став взрослой, она не стеснялась советоваться с родителями и частенько поступала именно так, как они ей говорили. Когда Кире исполнилось 22 года, родители подарили ей однокомнатную квартиру, которую девушка превратила в подобие студии, предпочитая жить в кругу семьи.