Ольга Некрасова - Кого ты выбрала, Принцесса? Страница 35

Она беззвучно заплакала, и Гера все-таки поцеловал ее, уверенно и нежно.

— Ты должен думать обо мне Бог знает что, — прошептала Наталья.

— Ничего я не должен. — Мягкие Герины губы собирали слезы с ее щек. — Я тебя понимаю, Наташенька. Я тебя, сердечко, понимаю с самого начала, когда ты не хотела сознаваться, что это ты спасла мальчика. Тебе было страшно менять свою жизнь, а потом ты решилась и стала менять все без разбора.

— Ага, эксклюзивный дистрибьютор. — Наталья облегченно вздохнула и положила голову на Герино мокрое плечо. — Я в жизни не видела живого эксклюзивного дистрибьютора.

— А у меня была президентша банка, — признался Гера.

— На сколько она тебя надула?

— Что ты, она меня любила. Плакала, когда я уходил. Но все равно ко мне относилась как к покупке. Знаешь, когда покупают дорогую вещь, и любуются, и пылинки сдувают, а ярлычок с ценой не снимают? И я постоянно чувствовал этот ярлычок.

— Они все такие?

— Да нет, наверное, это мы не такие. У нее сейчас замечательный мальчик, спортсмен, чемпион России, сделал карьеру в ее банке и потихоньку работает на себя. А она это знает и позволяет.

— Что-то слишком сильно ты интересуешься этой президентшей, — ревниво сказала Наталья.

— Еще бы не интересоваться, когда этот мальчик — мой младший брат.

Наталья обняла его, как большое дерево, и сердце счастливо замерло. Он плотный был, Гера, и сильный. Попробуй-ка потаскать лишние килограмм двадцать. Хотя все-таки пузо мы сбросим, еще раз подумала Наталья.

— Наташ, я тебя о чем-то попрошу, — незнакомым стыдливым голосом произнес Гера.

— Проси, — сказала Наталья, вкладывая в это слово понятный обоим смысл.

— Давай забудем, что я от тебя добивался этого чертова интервью, — пробурчал Гера. — В конце концов, мало ли еще будет интервью и судов в моей жизни. А ты — одна.

Разговор был не романтический, но именно в этот момент Наталья поняла, что Гера так объясняется ей в любви.

28

Фирмача звали Иосиф Израилевич. По-русски он изъяснялся вполне сносно, хотя сказал, что в России никогда не жил, а жил еще мальчиком во Львове, который тогда не был советским. И вот этот Иосиф Израилевич расхаживал по Натальиному номеру и говорил, говорил, говорил. Встрепанная со сна Наталья в купальном халате сидела на кое-как застеленной кровати. А Паша устроился в кресле и глазел за окно на лазоревый бассейн, будто он здесь ни при чем и никакого отношения к Иосифу Израилевичу не имеет.

— Мадам, — говорил Иосиф Израилевич, — я не понимаю, в чем затруднения. Вы подписываете контракт и получаете живые деньги. Разве можно отказываться от живых денег?

— Смотря за что платят, — говорила Наталья.

— Да в том-то и дело, что за ничего! — Иосиф Израилевич по-заговорщицки подмигивал, он был просто счастлив за Наталью. — Вы уже сделали все! Вы спасли ребенка! С нашим ножом. И фирма дает вам премию.

— Тогда зачем мне подписывать контракт?

— А вы думаете, что деньги дают за просто так? — изумлялся Иосиф Израилевич.

У Паши, наверное, затекла шея — так он старательно смотрел за окно, боясь повернуться к Наталье. Он ждал, что сейчас кто-то назовет сумму — пятьдесят тысяч. И тогда ему придется оправдываться. А Наталья специально тянула время.

— Иосиф Израилевич, вы же сами сказали, что даете деньги "за ничего".

— Мадам, я от своих слов не отказываюсь. Интервью, кинофильм, рекламные плакаты — это же для молодой женщины ничего и даже приятность!

— Я, — сказала Наталья, — уже пообещала интервью журналу "Влад".

— Чепуха, — отмахнулся Иосиф Израилевич. — Уладим. Вы никаких обязательств не подписывали?

— А надо что-то улаживать? — удивилась Наталья. Интервью для Геры она приплела только для того, чтобы подольше не говорить о деньгах и растянуть Пашины мучения. А тут нате — "уладим".

— Вы не еврейка? — поинтересовался Иосиф Израилевич. — Это еврейская манера — отвечать вопросом на вопрос.

— Нет, — сказала Наталья. — Я не еврейка, я просто осторожный человек. Я знаю, что даром денег не дают.

Ей показалось, что при слове «деньги» Паша по-собачьи дернул ухом.

— Мы приобретаем у вас права на эту историю, — сказал Иосиф Израилевич. — Разумеется, мы не отказываемся от публикаций в прессе, но это должны быть публикации в интересах фирмы.

— В интересах, — заверила фирмача Наталья. — Журнал судится с двумя самозванками и попросил у меня интервью.

Иосиф Израилевич благодушно покивал.

— Вот видите, для этого и нужен контракт. Суд не в интересах фирмы. У нас солидная фирма, зачем ей суд?

Наталья растерялась.

— Вы, наверное, не поняли. Эти женщины говорят, что не я тогда помогла мальчику, а они.

— Я понял. Я понятливый насчет платить деньги, — сообщил Иосиф Израилевич, — и не собираюсь платить кому попало. Или вы думаете, я не поговорил с московским отделением? Там знают, что вы не самозванка. Там уже взяли интервью у врача со "скорой помощи". Чтоб вы знали, там даже нашли режиссера снимать фильм. Так что получайте ваши деньги и езжайте в Москву сниматься. А суд нашей фирме не нужен.

— Тогда извините, — сказала Наталья, — но я не могу.

Иосиф Израилевич перестал ходить по комнате и огляделся, как будто не понимал, где он и что здесь делает.

— Садитесь на кровать, не стесняйтесь, — поняла его Наталья.

Фирмач осторожно присел на краешек.

— Мадам, я не понимаю! — сказал он, дыша ей в лицо пластмассовым запахом ухоженного, но немолодого и нездорового человека.

— А что тут не понимать? — вздохнула Наталья. — Отказываюсь — и все. Журнал… — Она хотела сказать «Гера», но сейчас это было бы неуместно. — Журнал меня нашел, подарил эту поездку. Я должна его поддержать в суде.