Элла Уорнер - Линия судьбы Страница 36

— Нет, утром. Вчера, после сцены в гостиной, я разговаривала с Глэдис до поздней ночи. Я пришла к ней и выложила все мои подозрения. — Эдит покачала головой, ее глаза слегка сверкнули, когда она вспомнила этот разговор. — Глэдис обвинила меня в молчаливом пособничестве, в моем негласном участии в интриге против Клод. Она верила, будто я одобряла, что она наняла того американца. Это все было так ужасно… Как она могла думать, что я заодно с ней против Реймонда!

День откровений! Насколько же горькими они иногда бывают…

— Сейчас я понимаю, до чего слепа была тогда, — печально продолжала Эдит, — объясняя все заботой о Реймонде. Он ведь тоже нуждался в поддержке. — Ее глаза снова стали жесткими. Она взглянула на Долли с прямой решимостью. — И это хорошо, что теперь я могу оказать ему эту поддержку.

Возможно, это и хорошо, подумала Долли сердито, но зачем просить мать вывертывать душу наизнанку? И перед кем? Перед тем, кого она едва знает… Разве Реймонд вправе требовать так много?

— Я для вас никто, — не удержалась Долли, — чужой человек.

— Может быть, но для Реймонда вы не чужая. Вы значите для него очень много, Долли. Как и для его детей.

«Ты всем нам очень нужна, Долли».

— Он не должен требовать от других делать то, что хочет он, — пробормотала Долли, радуясь, что вопрос с американцем выяснен до конца, и досадуя, почему Реймонд не рассказал ей сам, а заставил свою мать.

Удивительно, но Эдит улыбнулась.

— Не стоит беспокоиться, Рей имел основания для своего требования. И этот ланч на двоих позволил мне снять тяжкий груз со своей души. Я благодарна, что вы приняли мое предложение.

Долли обнаружила, что тоже улыбается.

— Я в свою очередь благодарна вам за приглашение.

Но, после того как их встреча закончилась, слова «имел основания» еще долго звучали в ее ушах, отзываясь эхом в сознании. Если взглянуть на ситуацию его глазами, это подводило итог всему, что Реймонд сделал, начиная с того момента, как впервые увидел ее в парижском отеле.

Хотя, объясняя многое, это не объясняло его сексуального порыва. Ответа она не находила, и ей оставалось только ждать возвращения Реймонда, томясь мучительной неизвестностью.

14

— Папа!

Жиль пулей пролетел через детскую и повис на шее отца. Лилиан на этот раз решила не соревноваться с ним; она стояла, прижавшись к Долли, склонив головку набок, так что волна золотистых локонов почти закрывала ее личико. Девочка была вполне довольна — ее тетя вместе с ней пролистала их детский альбом, который Клод составила своим детям. Очевидно, несмотря на депрессию, она продолжала любить своих детей. От этой мысли на сердце Долли стало невыносимо тяжело, и появление Реймонда не принесло облегчения.

Она подняла на него свои небесно-голубые глаза и почувствовала почти физическую тоску от желания, чтобы он принадлежал всецело только ей. Она ничего не могла поделать с собой… Он стоял, молча глядя на нее, и ей казалось, что он понимает и разделяет ее чувства.

— Папа, — снова позвал сын, требуя внимания.

Реймонд перевел взгляд на Жиля.

— Мама написала тебе в той записке, что она собирается на небеса?

— Что за записка, Жиль? — нахмурился Реймонд.

— Я помню, как она писала ее в тот день, когда уехала от нас, и как она отдала ее няне Тилькен и просила передать тебе.

Сердце Долли остановилось. Она знала, знала! Клод никогда бы не уехала без предупреждения. Ей все время казалось это невероятным, и вот пришло подтверждение.

Реймонд наклонился к мальчику, его лицо исказила напряженная гримаса.

— Ты уверен, Жиль? Няня Тилькен не давала мне никакой записки.

— Это потому, что тетя Глэдис взяла ее. Она спросила у няни, не оставила ли мама перед отъездом записки, и тогда няня отдала ее ей.

Боль… Даже через комнату Долли могла ощутить ее глубину. И Реймонду пришлось сделать определенное усилие, чтобы оторваться от сына.

— А, ну конечно, записка… Как же, как же, отлично помню, — произнес он, стараясь говорить как можно беспечнее. — Нет, там ничего не было про небеса, Жиль. Думаю, мама не знала, что ей предстоит отправиться так далеко.

— И превратиться в ангела, — с полным пониманием заключил Жиль.

— Да. В прекрасного ангела, который будет всегда заботиться о нас, — заверил его Рей.

Глаза Долли наполнились слезами. Она прикусила губу, сдерживая рыдания: еще не хватало разреветься при детях.

— Ну а теперь побудьте с Брижжит, а мне нужно взять тетю Долли на прогулку.

— Мы можем пойти с вами? — спросил Жиль.

— В другой раз, — твердо ответил Рей.

Долли захлопнула альбом и, передав Лилиан под опеку появившейся в детской Брижжит, молча проскользнула в дверь, которую уже распахнул Реймонд. Они вышли в сад.

Засунув руки в карманы и склонив голову, Долли шла следом за Реймондом, понимая, что и ему тоже нужно побыть одному и пережить это неожиданное сообщение, которое окончательно объясняло, что же случилось два года назад, четвертого июля.

Его жена не сбежала! Это была всего лишь гнусная клевета, придуманная Глэдис, которая хотела, чтобы брат поверил в ее сценарий о неверной жене, исчезнувшей с любовником. Ее не остановило даже то, что ложь выйдет наружу, когда Клод вернется домой из Женевы… Или она надеялась, что Клод не вернется никогда? И позволила этой лжи тлеть все это время, подсовывая ему Мэриан, как бальзам на его рану.

Но рана не желала затягиваться, не переставала причинять боль, и эта боль излилась на Долли в ту первую встречу в отеле. Боль попранной любви… Нет, это было не оскорбленное самолюбие (возможно, оно отчасти имело место), но боль. Все дело в том, что он любил ее сестру! И его лишили последних слов от нее, из которых он мог бы понять, что никакого предательства не было.

— Я не позволю Глэдис переступить порог этого дома! Никогда впредь, — заявил он с горькой страстью. — Нет оправдания тому, что она сделала. Она видела, что со мной происходит, и молчала…

Он не раскаивался, что выгнал свою сестру из дома. И кто мог осуждать его за это?

— Ты была права, Долли, когда сказала Глэдис, что она бессердечное и бесстыжее создание. Ты была права во всем, ведь это ты говорила, что твоя сестра не могла оставить мужа и детей. И про записку, которую я так и не получил.

Долли тяжело вздохнула. В его словах было мало утешения. Она перебирала в своем сознании длинную цепочку событий и людей, которые участвовали в них в той или иной степени, и невольно задавалась вопросом, почему они сделали то, что сделали. Она не хотела больше разбираться в хитросплетениях и персоналиях, формировавших эту трагедию, и единственное, что ощущала, это бесконечное чувство печали.