Энн Мэтер - Вересковая пустошь Страница 38

— Я чувствую себя хорошо. Со мной все в порядке.

Джеймс положил папку на подоконник и, засунув руки в карманы, смерил девушку суровым взглядом.

— Тогда в чем дело? — Его глаза сузились. — Лючия заходила к тебе сегодня, не так ли? О чем вы говорили?

— Да так, ни о чем, — сказала Домине без всякого выражения. — Она любезно посидела со мной некоторое время. Принесла мне подарок.

Глаза Джеймса блеснули.

— Я знаю. Этот пеньюар.

Домине возмущенно поднялась с кресла.

— Вы заметили? И до сих пор ничего не сказали?

— А что ты хотела услышать? — поинтересовался он. — Тут и говорить нечего — ты и так знаешь, что он тебе очень идет.

Домине склонила голову набок.

— Очень идет, — передразнила она. — Как мило! — И осеклась — лицо Джеймса на секунду исказило страдание, взгляд помрачнел, брови сошлись на переносице. Он, казалось, не слышал ее, погрузившись в себя, противостоя каким-то душевным терзаниям, и Домине подумалось, что в это мгновение он мысленно представляет себе Лючию в абрикосовом пеньюаре. Конечно же итальянка выглядела бы намного соблазнительней в таком наряде.

— Не груби, Домине, — резко сказал он. — Ты не хуже меня знаешь, что наши отношения все еще очень хрупки. Пока что мы с тобой ладим, но твоя агрессивность может все испортить. — Он тяжело вздохнул. — И это ляжет тяжким грузом на мою совесть. Я ведь изо всех сил стараюсь, чтобы ты увидела меня в ином свете — таким, какой я есть на самом деле, а не животным, слепо повинующимся потребностям тела.

— Значит, это вот как называется? — ядовито спросила она, обиженная тем, что он по-прежнему отрицает любые чувства.

— Черт побери, я уже сотню раз перед тобой извинялся! — в ярости заорал он. — Я могу сколько угодно казнить себя — это ни к чему не приведет! Только доказав тебе, что я не бессердечный эгоист, я смогу простить самого себя и искупить вину перед тобой!

Домине, молча выслушав эту тираду, тоже взорвалась:

— Значит, вы каждый день приходите сюда и говорите со мной об искусстве, чтобы искупить грехи? Неужели вы сами не чувствуете — то, что произошло между нами, нельзя забыть и спрятать под маской благочестия, которую вы нацепили на себя!

Джеймс глубоко вздохнул и пробежался рукой по волосам.

— Что ты хочешь от меня, Домине? — прорычал он. — Ты не имеешь представления о моих чувствах!

— Чувства? Чувства?! — Домине презрительно рассмеялась. — У вас нет чувств, вы их не признаете!

Джеймс шагнул к девушке, и на мгновение ей показалось, что он хочет ударить ее.

— Да что ты об этом знаешь?! — прошипел он. — Ты не задумывалась о том, что для меня это уже наказание — проводить время здесь, с тобой наедине? Говорить с тобой, смотреть на тебя, случайно прикасаться к тебе? — Его голос был хриплым. — Я человек из плоти и крови, Домине, и признаю, что у тебя есть надо мной власть!

Ее обожгло ледяное голубое пламя, вспыхнувшее в его глазах.

— Ну что, ты довольна? Ты ведь хотела услышать именно это, не так ли? Это придает тебе сознание собственной важности? Утоляет страсть, проснувшуюся у тебя внутри?

Домине отпрянула.

— Как вы можете так говорить?! — вымолвила она в ужасе.

— Разве я не прав? Только ты никак не можешь понять, что я слишком стар для тебя, что твои эмоции вызваны естественной потребностью юной девушки в мужской ласке!

— Это неправда! — выкрикнула она, не в силах подавить волну негодования. — Вы просто пытаетесь успокоить свою совесть и обманываете сами себя! Вы говорите, что я ребенок, используете мой возраст как оружие! Зачем? Вы боитесь признать, что я женщина?

— Ради бога, Домине, прекрати мучить меня! — Он выругался сквозь зубы. — Забудь об этом разговоре! Очевидно, я ошибался, думая, что могу все исправить, и теперь мне придется держаться от тебя подальше.

Он так резко схватил папку со сценарием, что один лист бумаги вылетел и спланировал на пол. Они одновременно нагнулись, чтобы поднять его, Домине уже протянула руку, но Джеймс гневно оттолкнул ее и — не рассчитал силу. Девушка, потеряв равновесие, рухнула на ковер. Мгновенно раскаявшись в своей грубости, Джеймс отбросил сценарий в сторону и нагнулся, чтобы помочь ей подняться.

— Отстаньте от меня! — всхлипнула девушка, готовая расплакаться от унижения.

— Домине! — умоляюще воскликнул он. — Я не хотел… — И, с хриплым стоном опустившись на колени подле нее, нежно взял девушку за плечи и развернул к себе: — Домине! — тихо сказал он. — Не заставляй меня ненавидеть самого себя!

— Я думала, что вы ненавидите меня, — прошептала она.

Его глаза потемнели, и в их глубине зажглось волнующее мерцание.

— Нет, — произнес он, тяжело дыша.

Горячие ладони сжали ее запястья. Он чувствовал, как под кончиками его пальцев неровно бьется пульс девушки. Затем, словно не в силах остановить самого себя, он склонился над ней и в следующее мгновение прижал к ковру всем своим весом. Домине снова, как в то утро на вересковой пустоши, парализовала странная слабость, и она сдалась, ответив на его настойчивый, требовательный поцелуй. Он хрипло, со стоном произнес ее имя, зарывшись лицом в ее волосы; шелковый пеньюар, повинуясь движению его руки, скользнул с плеч, позволив его пальцам ласкать ее тело. В его прикосновениях была нежная страсть, а поцелуи, которыми он осыпал ее глаза и шею, были долгими и жгучими. Она обвила его руками за шею, запустив пальцы в густые волосы на затылке, потеряв всякое желание сопротивляться.

Это продолжалось до тех пор, пока его губы не скользнули ниже, начав ласкать нежный изгиб ее груди. С ужасом осознав, что происходит, она с силой оттолкнула его, застав врасплох, — он разжал объятия, в тот же миг девушка выскользнула из его рук и бросилась через всю комнату в ванную, не сумев подавить рыдания. Не оглядываясь, она захлопнула за собой дверь и закрыла ее дрожащими руками на задвижку, обессиленно прислонившись к двери плечом — унижение волнами захлестывало ее. Она жадно, задыхаясь, глотала воздух, и причиной жжения в груди на этот раз был не бронхит. «О боже, — суматошно пульсировала в голове единственная мысль. — Что я наделала? Что я наделала?!»

Из спальни не доносилось ни звука, и девушка, должно быть, долго простояла так, прислонившись к двери, пока не услышала голос миссис Мэннеринг:

— Домине! Домине! Ты в ванной?

Домине преодолела спазм в горле.

— Д-да! Я здесь! — смогла выговорить она, облизнув пересохшие губы.

— Поторапливайся, дорогая. Пришел доктор Риверс.

Домине подошла к раковине, ополоснула заплаканное лицо и с ожесточением вытерла его полотенцем так, что на щеках выступили красные пятна. Затем она поправила поясок на пеньюаре, расчесала волосы и вышла в спальню.