Элла Уорнер - Линия судьбы Страница 38

— Все стало ясно, как только я впервые увидел тебя.

Сердце Долли упало.

— Потому что ты принял меня за свою жену, — пробормотала она, опуская глаза, чтобы спрятать горькое разочарование.

— Нет. Это было нечто большее. В тебе была такая сила, которая влекла меня сильнее, чем я мог вообразить. Я пытался сопротивляться. Старался увильнуть… Я поцеловал тебя в страхе, потому что это было что-то такое, чего я никогда не испытывал с Клод. — Он сделал паузу, затем мягко добавил: — И ты ведь тогда тоже поцеловала меня, Долли.

Он замолчал, ожидая ее комментария. Она не могла отыскать в своей голове ни одной толковой мысли; все ее существо разрывалось между желанием верить ему и страхом, что она, возможно, неправильно поняла его слова.

— Почему ты поцеловала меня, Долли?

Его голос обволакивал ее, причиняя сладкую боль. Она прикрыла глаза, отчаянно пряча волнение, не в состоянии довериться тому чувству, которое исходило от него. И тут она ощутила тепло его рук на своем подбородке, и это прикосновение окончательно вскружило ей голову.

Ее глаза распахнулись, и слова выплеснулись из нее с силой и неожиданным вызовом.

— Потому что ты разбудил во мне то, что я не могла контролировать. Потому что, когда ты поцеловал меня, я просто была не в состоянии не ответить тебе. Но это не имело ничего общего с Клод! Никак не связано с ней! Никак! Я тогда даже не знала, что у меня есть сестра. — Она откинула его руку со своего лица, ее глаза горели протестом. — Если ты думаешь, что это Клод заставила меня ответить тебе, никогда больше не прикасайся ко мне. Потому что я — это я! Не Клод! И я не позволю тебе фантазировать, что во мне ты снова обрел свою жену.

— Ты действительно так думаешь? — Он выглядел озадаченным.

Его явное недоумение только усилило ее гнев.

— А что, по-твоему, я должна думать? Ты даже одевал меня, как Клод…

— Нет! Ты сама выбрала, что хотела… И если тебе не нравится то, что сказала Глэдис…

— Это я! — Она ухватилась за лацканы своего пиджака. — Это мое, то, к чему я привыкла! Это я!

— Ты — это ты, независимо от того что на тебе надето или… не надето.

— Вот именно. И ты мог убедиться в этом прошлой ночью, но не почувствовал разницы.

— О нет, это не так.

— Не лги! Это твои сексуальные недоразумения с Клод сработали этой ночью. Я поняла это. Поняла это потому, что утром ты спросил, не слишком ли был требователен в своих желаниях… А дело в том, что это я заставляла тебя. Я хотела тебя, я, Реймонд! И даже оставила дверь незапертой, для того чтобы ты знал, что я все еще хочу тебя!

Ее слова зажгли радость в его глазах, которая шокировала Долли. Она отступила от него на шаг.

— Не воображай, что я снова приму тебя, — вспыхнула она, отвернувшись в сторону. — Я не желаю делить постель с тобой и моей сестрой.

— Твоя сестра умерла. — Он подошел ближе.

Она толкнула его в грудь.

— Ты думаешь, что она ангел!

Он взял ее руки и положил их себе на плечи.

— Если это так, то она хочет, чтобы мы были вместе.

— Прекрати!

— Ни за что! — Он обнял ее и притянул к себе.

Она упиралась, продолжая возражать.

— Ты любил Клод!

— Но ты волнуешь меня так, как никто и никогда.

— Это не то же самое.

— Я не хочу, чтобы это было то же самое. Зачем, когда это сильнее во много раз?

— Сильнее?

— Ты не притягиваешь мое сердце, ты разбила его однажды и навсегда. — Одна его рука скользнула в ее волосы. — Ты не тревожишь мое сознание, ты поселилась в нем навечно.

Ее протест сник. Его объятия стали крепче. Что это? Неужели правда? Его глаза были словно двумя темными озерами, и постепенно она погружалась в их глубину, а между тем его голос все глубже и глубже проникал ей в сознание.

— Ты не играешь с моей душой, ты завладела ею целиком и полностью, и теперь мне нет без тебя жизни.

О Боже! Да! Именно это она и ощущает.

— И мое тело не хочет щадить твое. Оно требует его со всей жадностью, которую я не в силах контролировать.

Он поцеловал ее. Сила его страсти проникла ей в сердце и заставила его биться сильнее в предвкушении наслаждения, а душа ее ликовала от радости и абсолютной полноты счастья.

Она верит ему.

И поцеловала его в ответ.

Эпилог

Свадьба состоялась четыре месяца спустя.

Гости потянулись из банкетного зала, где был накрыт фуршет, направляясь через комнату приемов в большой зал, где когда-то Эдит вместе с детьми поджидала Долли, когда та в первый раз переступила порог замка Кресси. Члены многочисленного клана Дадье и гости переговаривались, обменивались радостными впечатлениями, не скупились на поздравления и пожелания, и Долли, которая, стоя рядом с Реймондом, отвечала на поздравления, переполняло чувство уверенности. Она как никто другой знала, насколько справедливо то, что они стали мужем и женой.

Она с улыбкой проследила глазами за Жаком, который, держа двухмесячного сына на руках, стремился показать гостям своего первенца, и заметила, как Люсиль поспешила через комнату и принялась отчитывать супруга за то, что он принес спящего младенца из детской.

— У Жака неприятности, — засмеялась Долли, поглядывая на Реймонда.

Он усмехнулся, глядя на брата.

— Нет, его просто переполняет отцовская гордость. Люсиль простит ему это.

Что было совершенно справедливо.

Легко простить, если любишь, подумала Долли и вдруг припомнила Глэдис. А доведется ли той когда-нибудь испытать это чувство? Долли хотела бы, чтобы это случилось. Неужели мир сестры Реймонда так и останется холодным, неуютным, где нет места состраданию и любви?

Жиль вился вокруг официанта, внесшего в зал поднос с шампанским, и остановился перед отцом с чувством возложенной на него миссии.

— Папа! Лилиан хочет спросить, можно ли нам теперь называть тетю Долли мамой?

Сердце Долли совершило головокружительное сальто. Маленькая девочка смотрела на нее с обожанием. Она не помнила своей настоящей матери, только знала, что Долли как две капли воды похожа на нее, а наряд невесты и длинная фата, воздушным облаком окутывающая Долли, делала ее похожей на ангела.

Реймонд наклонился и поднял обоих детей на руки.

— Что ж, я думаю, мы должны спросить это у Долли. — Он повернулся к ней, в его глазах плясали тревожные огоньки. — Ты хочешь стать матерью этого озорника, моего сына, и этой очаровательной малютки, моей обожаемой дочери?

Два детских личика с благоговейным ожиданием обернулись к ней, и она шагнула к ним, обнимая и целуя их обоих. Да-да, конечно, она всегда считала их своими детьми и будет счастлива, если они станут называть ее мамой.