Шарлотта Лэм - Виновата только я… Страница 39

— Что случилось? — спросила она, но Закери не ответил; казалось, что он напрочь забыл о ней. Он открыл дверцу, выскочил из машины и бросился по дороге в обратном направлении. Может быть, он что-то увидел на дороге? Неужели она сбила кого-то?

Иногда, когда едешь здесь зимой, перед машиной может лететь фазан, тяжелый и глупый, с набитым желудком. Или кролик может выскочить из кустов и перебегать дорогу. Водителям надо быть настороже, чтобы быстро отреагировать и не задавить их. Если же на дороге будут другие машины, то увернуться или нажать на тормоза очень сложно из-за опасности более серьезного столкновения. Но в любом случае Луизе была невыносима сама мысль о том, что она могла убить живое существо или, еще хуже, ранить его, ведь оно могло исчезнуть в подлеске до того, как она успеет подобрать его, чтобы отвезти к ветеринару. Если такое случится, то это будет преследовать ее до конца жизни.

В любом случае ей надо было знать, что она натворила. Неохотно она вышла из машины и направилась к тому месту, где Закери словно врос в землю.

Она посмотрела на дорогу, но ничего не увидела.

— Что такое? Что случилось? — спросила она Закери, заметив, что его лицо побелело как полотно, а взгляд стал каким-то безумным.

— Она была здесь!

— Кто «она»? Птица?

— Птица? Нет! — проговорил он нетерпеливо, удивляясь, что она не может понять его. — Той ночью… она была здесь…

Луиза наконец поняла.

— Авария? Нет, Закери, вы ошибаетесь; это было гораздо дальше. — Она отлично знала это место, так как за последние несколько месяцев часто проезжала здесь. И каждый раз у нее пересыхало во рту, а по спине пробегал холодок — она представляла, что Закери запросто мог в этой аварии погибнуть. Так же, как и ее отец.

— Нет, не авария. Неужели вы не понимаете? Именно здесь я видел ее!

Луиза замерла.

— Здесь? Вы видели ее здесь?

Его взгляд был устремлен на противоположную сторону дороги, на живую изгородь из высоких густых кустов боярышника и бузины; сейчас на них не было ни листочка, но прошлой весной они были полны жизни и покрыты яркими цветами. Под ними росли примулы, фиалки, нарциссы, и несколько ранних колокольчиков голубым ковром стелились под деревьями.

— Эта изгородь… я видел, как она шла по саду вдоль нее. Дом… вы видите этот белый дом за деревьями?.. Должно быть, она живет здесь.

Его голос дрожал; она едва различала слова и только слышала его тяжелое дыхание. Он тихо засмеялся.

— Может быть, она сейчас там; она в любую минуту может выйти…

Луиза побелела как призрак. Она смотрела через зимний сад на дом вдалеке, на который так упорно указывал Закери.

— Вы уверены, что это было именно здесь? прошептала она, в ушах у нее звенело от подскочившего давления.

— Конечно, я никогда не забуду это место. Вы же видели мою картину, разве вы не узнали? По-моему, я изобразил все довольно точно.

— Нет, не узнала, — медленно произнесла она. — Но мне никогда не приходило в голову… Сады часто бывают так похожи. Кроме того, дом был плохо виден. Я и не подозревала…

Закери мгновенно повернулся к ней.

— Вы знаете этот дом? Вы знаете ее? Кто она? Как ее зовут?

Луиза не ответила. Ее темно-голубые глаза лучились, в них блестели слезы и… счастье.

Какое-то время он просто смотрел на нее, затем его глаза изумленно расширились.

— Это был мой день рождения, — тихо начала Луиза. — Раньше я всегда справляла его со своим отцом, но в этот раз он, хоть и пообещал, что мы встретимся, забыл обо мне и поехал со своей женой в гости. Я приехала сюда, в мой старый дом, дом, который виднеется сквозь деревья… Здесь я прожила большую часть жизни, пока мой отец вторично не женился. Я думала, что папа будет ждать меня. Я купила новое платье, специально для дня рождения. Оно было очень романтическое — белое, тонкое как паутинка, с длинными рукавами и кружевами на вороте и подоле. Оно было похоже на платье из старинных романов.

— Да. — Его голос был еле слышен.

Он ничего больше не добавил, поэтому она продолжила:

— Когда я сюда приехала, то обнаружила, что папы, конечно, нет. Я ужасно расстроилась, можно даже сказать, вышла из себя. Я узнала, куда он пошел, позвонила туда и спросила у отца, как он мог забыть о моем дне рождения. Я повела себя как ребенок, как глупый ребенок. Если бы у меня только было больше самообладания!.. Мне следовало самой пойти в какой-нибудь ресторан или позвонить друзьям — все что угодно, но не вести себя как испорченный ребенок.

Закери рассмеялся.

— Вы? Уж кем-кем, а испорченным ребенком, я уверен, вы никогда не были.

Она бросила на него быстрый взгляд, робко улыбаясь.

— Вы же не знаете меня.

— Но собираюсь это сделать, — ответил он, и у нее перехватило дыхание.

— Отец тоже расстроился, — продолжила она свой рассказ прерывистым шепотом. — Он сказал, что выезжает ко мне немедленно; попросил, чтобы я никуда не уходила — он будет с минуты на минуту. Погода стояла отличная, я вообще очень люблю весенние ночи, и я решила выйти встречать его в сад.

— У вас были распущены волосы, — тихо вставил Закери. — Как у девочки. При ходьбе они словно летели вокруг вашего лица, а ваше белое платье окутывало вас, как облачко на голубом небе. Вы как будто пришли из сказки в сад, на который спустилась ночь. Вы были спокойны и таинственны, как лунный свет.

Она слегка улыбнулась.

— Вы так романтичны. Вы не выглядите как…

— А как я выгляжу? — В его голосе снова появились резкие нотки. — Можете не отвечать; я и сам знаю, что похож на страшилище, которым пугают детей 31 октября [7] .

— Неправда! У вас повреждено только лицо, ну и мозги чуть-чуть, а так вы очень сексапильный мужчина. Закери, простите меня, если сможете; ведь это я виновата в том, что отец ехал слишком быстро, я виновата в том, что вам пришлось выстрадать всю эту боль.

Он заглянул ей в лицо: огромные темно-голубые глаза, тонкая кожа, нежные губы. Его взгляд смягчился, и он улыбнулся ей.

— Может быть, это цена, которую я заплатил за встречу с вами. Ничто не достается нам в этой жизни даром.

Ее сердце радостно забилось.

— Кроме того, за последний год я многое узнал о себе самом, о жизни, — усмехнулся он. — Может быть, после этого я стану даже лучшим художником, чем был. По крайней мере теперь изменится мой стиль. Раньше я рисовал пейзажи, рисовать людей я по возможности избегал. Только сейчас я понимаю, это связано с тем, что мне было трудно общаться с людьми, и, естественно, я предпочитал пейзажи — это ничего от меня не требовало. Но когда я наконец смог снова рисовать, то изобразил именно человеческую фигуру: девушку, о которой я мечтал на протяжении стольких ночей, она… вы… вы были моим маячком, вы стали смыслом моей борьбы за жизнь.