Сонда Тальбот - Записки Русалочки Страница 39

Кстати, в поместье мы уже не одни. Во-первых, на следующий день вернулась Ампаро, которая сокрушалась и рвала на себе волосы, причитая:

— Зачем же я оставила бедную девочку! Если бы я только знала! Как же я не почувствовала!

Список упреков Ампаро, высказанных самой себе, можно продолжать до бесконечности. Но мы быстро успокоили впечатлительную испанку, объяснив, что со мной ничего не случилось, кроме, разумеется, вновь обретенного дара речи.

Во-вторых, вчера к Иво приехал отец, Джошуа Видхэм. Как будто почувствовал, что в жизни сына произошли серьезные перемены. Мне очень понравился этот мужчина: статный, немного хмурый, но очень красивый своеобразной угрюмо-грустной красотой. Угрюмость Джошуа оказалась только внешней. В общении этот человек был легким и понимающим. Внимательный и остроумный собеседник, настоящий джентльмен в общении с дамами — и не только его круга, — он произвел на меня в высшей степени приятное впечатление. Напишу проще: от Джошуа Видхэма я пребывала в полном восторге. В таком, что Иво начал даже ревновать меня к отцу. Разумеется, в шутку…

К моему удивлению, Джошуа облегченно вздохнул, узнав о том, что его сын расторгнул помолвку с Алисией Отис. Несмотря на то, что газеты осветили эту новость со всех сторон. Особенно непривлекательно в этом свете выглядела я: «Неизвестная соперница Алисии Отис», «Самозванка из Кентербери», «Нищенка рядом с принцем»… Но Видхэма-старшего это почему-то не беспокоило.

— Я не читаю газет, — объяснил он нам с Иво. — И, честно говоря, мне наплевать на то, что в них пишут. Я знаю, что у меня хороший и воспитанный сын, которым гордился бы любой отец. Я сам его воспитал… А что касается Алисии Отис, — нахмурился он точь-в-точь как Иво, — я с самого начала знал, что этот брак не принесет ему счастья… Знаешь, Иво, слишком уж она похожа на покойную Элизу, мир ее праху… Та же холодность, заносчивость, зависимость от светского мнения… Я-то не разглядел, а вот ты… Ты, слава богу, оказался мудрее меня…

В тот момент я подумала, что Иво был прав в своем желании скрыть от отца правду о младшем Видхэме. Джошуа и так разочаровался в браке, в бывшей жене, так зачем делать ему еще больнее… Однако то, что Джошуа Видхэм сказал после, заставило меня подавиться «эг-ногом», который я посасывала через трубочку.

— Знаешь, сын… — Джошуа положил ладонь на руку Иво. — Я хотел поделиться с тобой одним семейным секретом… Поскольку Дона твоя… твой друг… я могу говорить при ней? — Иво кивнул. Его озадачили слова отца, и, очевидно, он, так же как и я, ломал голову над тем, какой еще «семейный секрет» оставила после себя Элиза Видхэм. — Дело в том, что твой брат… Твой младший брат… был вовсе не моим сыном. Элиза изменяла мне, и отцом этого ребенка был ее любовник…

Я услышала, как облегченно выдохнул Иво, и увидела, как посветлело его лицо.

— Да, папа, я знаю, — ответил он отцу. — Я не стал рассказывать об этом тебе… Мы с Доной нашли дневник Элизы. Она писала об этом…

— Дневник Элизы… — пробормотал Джошуа. — Да, наверное, это интересно. Но я, честно говоря, не хотел бы его читать…

Я вздрогнула, вспомнив лицо женщины в зеркале. Иво заметил это.

— Что-то не так? — спросил он.

Говорить или нет? В конце концов, если эти люди не устыдились обсуждать при мне семейные секреты, я могла им доверять. И не бояться выглядеть сумасшедшей…

— Тогда в зеркале, — нерешительно начала я, — я увидела женское лицо, ужасное, искаженное гневом. Именно поэтому я упала в обморок… Но, думаю, это были галлюцинации. Я слишком сильно волновалась…

Глаза Джошуа блеснули.

— Дона, вы имеете в виду зеркало в старом доме? В ее доме? С рамой в виде львиных голов, выглядывающих из волн? — Я кивнула. — Не знаю, галлюцинации ли это, но… Как-то раз, уже после смерти Элизы, я заглянул в тот дом. И видел то же самое, что и вы, Дона… Странно, не правда ли? — задумчиво спросил он не у меня, а у какого-то незримого собеседника.

Конечно, я испытала облегчение от того, что меня не назвали сумасшедшей, но… это видение еще долго не давало мне покоя. Впрочем, что бы там ни думала о нас Элиза Видхэм, мы будем жить своей жизнью. И я, и Джошуа, и Иво… В конце концов, мертвые гораздо безопаснее живых. Живых мертвецов, таких, как Боркью Лорксон с его давным-давно сгнившей душой…

Двадцать первое июня…

Бывает так грустно, как будто с души облетают листья. Они падают, шуршат, плавно ложатся куда-то на дно души, и при этом ты чувствуешь такую щемящую тоску, что хочется взвыть, как волк из соседнего леса. А бывает и так: на душе пасмурно, гуляет ветер, собираются тучи, и тебе хочется укрыться в каком-нибудь уголке, где тебя никто не найдет, пока ты сам этого не захочешь. А бывает больно. Очень больно… И грустно, и больно, и так мучительно, что ты не находишь себе места и мечешься, как раненый зверь…

И сейчас у меня такое чувство, что все эти состояния, все эти грусти и боли перемешались внутри, образовав невиданную смесь, смертельную, ядовитую…

Вчера произошло то, чего я боялась больше всего на свете. Я потеряла Иво, потеряла навсегда… Я знала, что это случится. Знала, что никогда не смогу дать ему той любви, когда человек отдает себя другому целиком и полностью, без остатка…

Эрни Дженкинс обрадовал нас хорошей новостью: Боркью светит основательный срок, который тот проведет за решеткой. А мне даже не придется самой выступать в суде, потому что меня заменит доверенное лицо — человек, представляющий мои интересы и интересы Иво… Так что — победа! Практически полная победа, благодарить за которую я должна Иво и Эрни Дженкинса…

Кроме этой новости, была еще одна, не менее приятная. Знакомый Иво вернулся из Ирландии с положительными новостями, и работу над проектом можно было начинать уже со следующей недели. Нечего и говорить, что Иво радовался, как ребенок, получивший новую игрушку. Он плясал по гостиной, обнимая меня и целуя в черный нос удивленного Корби.

Мы с Иво решили отметить наш триумф, предложив Эрни и Мэту присоединиться. Те с радостью согласились, и мы отправились в один из пабов на Пасвелл-стрит, где, по словам Эрни, «подают душевный эль и кормят отменными цыплятами».

Эрни не ошибся. Эль был восхитительным, а цыплята — мягкими, буквально тающими во рту. Да и атмосфера в пабе была приятной. Неяркий свет ламп, столы и стулья из темного дерева и искусственные виноградные лозы, свисающие с низкого деревянного потолка.

— Предлагаю выпить за наш успех, — поднял кружку Иво. — И за лучшего адвоката в Дувре — Эрни Дженкинса!

Разумеется, тост Иво поддержали все. Мы сдвинули кружки, на поверхности которых плавали лоскутки пены, и выпили за Эрни. Он ведь и впрямь был молодчиной… Кружки сменялись кружками… Я, конечно, люблю эль, но еще никогда не пила его в таких количествах…