Инга Берристер - Время надежд Страница 4

И если в сексуальном отношении она осталась такой же неопытной, как в те дни, когда была зачата Одри, какое это имеет значение? Мейбл почти не помнила, что чувствовала, когда Ларри занимался с ней любовью. Видимо, первый сексуальный опыт оказался не слишком удачным, и поэтому не возникало потребности его повторить. Да, тогда она наслаждалась ощущением близости, возникшей между нею и Ларри, нежностью, с какой он целовал ее, когда все закончилось. Но и эти приятные воспоминания с годами притупились, то были воспоминания не женщины, а девочки, и если ради безопасности Одри и спокойствия отца она должна вести монашескую жизнь – что ж, значит, так тому и быть.

Родители Ларри признали Одри своей внучкой, и Мейбл с годами не потеряла с ними связь. Несколько раз они с Одри проводили каникулы с миссис Холфорд, которая почти сразу после смерти сына развелась с мужем. По мере того как братья и сестра Ларри росли и обзаводились собственными семьями, Мейбл старалась, чтобы Одри знала всех своих кузин и кузенов, а также их родителей.

Мейбл не хотела, чтобы Одри страдала от одиночества и чрезмерной опеки взрослых, как когда-то страдала сама. Будучи ребенком, Мейбл так остро тосковала по общению со сверстниками, так жаждала любви, что по ошибке приняла естественное проявление сексуальности мальчика-подростка за любовь и откликнулась на нее со всем пылом сердца. Теперь она не желала, чтобы дочь повторяла ее ошибки, тем более со столь же катастрофическими последствиями.

Но Одри – совсем другая. Когда девушка начала ходить на свидания, ее деда уже не было в живых, и он не мог наложить на нее те же эмоциональные запреты, которые были наложены на Мейбл. В каком-то смысле Мейбл даже радовалась этому, ведь несправедливо наказывать дочь за грехи матери. Мейбл оставалось только надеяться, что Одри достаточно зрелая личность и вполне счастлива и потому не будет спешить раньше времени завязать серьезные отношения с мужчиной. Ей хотелось, чтобы дочь успела повзрослеть и умела справиться с превратностями судьбы.

Надо признаться, до сих пор моей девочке везло, подумала Мейбл, безо всякой необходимости поправляя очередную подушку. У Одри пока не было сколько-нибудь серьезного романа. Но Мейбл патологически боялась, как бы дочь не повторила ее ошибки, не хотела, чтобы Одри лишилась своей свободы, радостей жизни, как когда-то лишилась ее мать. Мейбл мечтала, чтобы Одри досталось все хорошее, что не досталось ей. Она желала дочери всего только самого лучшего: университетского образования, силы и уверенности в себе, которую дает женщине сознание, что она в состоянии обеспечивать себя.

На лице Мейбл появилась печальная улыбка. В школе она лучше всего успевала по искусству и когда-то надеялась продолжить образование в колледже, но рождение Одри положило конец этим мечтам. И все-таки она нашла способ реализовать свой талант, хотя и гораздо позже.

После смерти отца, когда дом казался опустевшим и Мейбл чувствовала себя очень неуютно, она записалась на образовательные курсы для взрослых. Ее мастерство произвело такое впечатление на учителя рисования, что он посоветовал ей обратиться в агентство, специализирующееся на посредничестве между писателями и художниками-иллюстраторами. Мейбл так и сделала и последние два года оформляла популярные книги для малышей.

Кто знает, как сложилась бы ее судьба, открой она свой талант раньше. Она могла бы стать финансово независимой, а значит, свободной, быть может, даже встретила бы подходящего мужчину… Но что бы тогда стало с отцом? Он в последние годы жизни так же нуждался в помощи Мейбл, как она нуждалась в нем после рождения Одри. Мейбл благодарила судьбу за то, что ей представилась возможность выразить отцу свою любовь и благодарность.

Сейчас она стала независимой и материально, и морально. Но ей уже тридцать шесть – слишком поздно думать о романтических отношениях, о любви. Кроме того, когда Мейбл повнимательнее приглядывалась к окружающим мужчинам, то с неприязнью замечала, как они зачастую флиртуют с женщинами, нимало не заботясь, что тем самым причиняют боль своим женам или подругам. Многие представители так называемого сильного пола при ближайшем рассмотрении оказывались слабохарактерными и тщеславными, другие вели себя как иждивенцы, с жадностью хватая все, что только могли предложить им женщины, и постыдно мало давая в ответ. На каждую счастливую пару среди знакомых Мейбл приходилось три несчастливых, и она пришла к выводу, что, возможно, судьба не так уж жестоко наказала ее, не дав возможности удовлетворить все заложенные природой сексуальные и эмоциональные потребности.

Когда-то Мейбл старалась держать мужчин на расстоянии для того, чтобы угодить отцу, но со временем это превратилось в защитный механизм и вошло в привычку. Одри даже укоряла мать, что та ведет себя как семидесятилетняя старуха, хотя на самом деле ей вдвое меньше.

– Мама, ты же привлекательная женщина, – с нежностью говорила Одри, – слишком привлекательная, чтобы пропадать одной.

– А тебе не приходило в голову, что мне может нравиться жить одной? – парировала Мейбл. – Многие женщины не состоят в браке, взять хотя бы Анну Болт.

Анна Болт, энергичная рыжеволосая дама лет сорока, жила в собственном коттедже на окраине деревушки и работала внештатным корреспондентом на местном телевидении. На редкость общительная, она пользовалась огромной популярностью у мужчин, однако их женам была не столь симпатична.

Одри фыркнула.

– Может, Анна и живет одна, но спит не одна! – Испугавшись непреднамеренной жестокости своих слов, Одри поспешила уже мягче добавить: – Пойми, мама, это неестественно. Я же знаю, что у тебя нигде не припрятан тайный любовник. Ты вообще знала кого-нибудь, кроме папы?

Больше всего Мейбл хотелось заявить Одри, что это не ее дело, но вместо этого услышала собственный голос, тихо признавший, что больше действительно никого не было. По-видимому, Одри не понимала, что появилась на свет в результате единственного и не слишком запоминающегося сексуального эксперимента матери, и Мейбл не собиралась просвещать ее по этому поводу. Как ни прискорбно сознавать, но Одри в свои почти девятнадцать лет, вероятно, была более зрелой в житейском плане, чем ее мать в тридцать шесть.

Мейбл тщательно следила за тем, чтобы дочь не выросла невежественной в вопросах секса. Однако с сожалением сознавала, что не в состоянии внушить Одри мысль: каким бы восхитительным и возбуждающим ни был секс в подростковом возрасте, настоящее наслаждение и удовлетворение приходит только со зрелостью.

Она считала себя вправе посоветовать дочери лишь одно: чтобы та всегда делала только то, что считает для себя правильным. Ей хотелось донести до сознания Одри, что сохранить самоуважение несравненно важнее, чем уступить моральному давлению ровесников или назойливым приставаниям какого-нибудь неоперившегося юнца.