Айрис Оллби - Две чаши весов Страница 4

— А ты мне помешал! — сказала она, раздражаясь вновь. — Даже если бы это и могло случиться, рядом обязательно кто-нибудь оказался. — Хотелось дать понять этому самоуверенному типу, что он не единственный, посланный ей на выручку небесами, землей и морем.

— Ты в этом уверена? — Он пожал мощными плечами. — А если бы не оказалось? Знаешь, хуже всего — одиночество…

— Одиночество? Что ты в нем понимаешь? — Она произнесла эту фразу с силой, явно не соответствующей ее состоянию. — Ты считаешь, что я не имею представления, что это такое?

— Наверное, ты меня не поняла. Я говорю о том одиночестве, в котором находится человек в последние секунды своего пребывания на земле, а рядом нет ни одной живой души, чтобы принять его последний вздох.

Уж не жалеет ли он ее? Ерунда, пусть оставит свою жалость при себе! Совсем не хотелось, чтобы ее жалели. Лилит была готова отвергнуть любые попытки выразить ей сочувствие.

— А что, собственно, ты знаешь об одиночестве?

— Не стоит развивать эту тему, русалка. — В его чуть дрогнувшем голосе проскользнула горячность. — Просто поблагодари за то, что осталась жива.

— Большое спасибо, — выдавила она из себя со вздохом, словно какая-то тяжесть давила на грудь. — Да, я осталась жива, но в том же одиночестве.

— Этого не может быть. — В его голосе опять звучала теплая нотка. — Не поверю, что у тебя никого нет.

— Вот-вот! Именно это и относится ко мне. Никого. — Она взглянула на белый потолок каюты и подумала о своих разведенных родителях, которые оказались для нее никем, а потом о Берте, мерзком ничтожестве. — Нет никого и ничего.

— Это неправда, русалка. — Мужчина вновь заговорил таким тоном, будто его точка зрения была единственно верной. — Такая красавица, как ты, не может ничего не значить. Для кого-то ты много значишь.

— Уж не для тебя ли? — Она задала вопрос бесстрастно, вроде бы стараясь уточнить второстепенный факт.

— Тебе неприятно, что я так сказал?

— Вовсе нет. Просто я… — она осторожно покачала головой, — совсем не такая. — Опустив ресницы, после некоторой заминки Лилит продолжила: — Ты такой увидел меня… раздетой?

— Ну и что ж, что увидел? — спросил он озадаченно. — Неужели ты думаешь, что некрасива? Как бы не так!

— Уж мне ли не знать, что я совсем некрасива! — заспорила девушка. — Ты же видел меня до того, как закутал в одеяло.

— Я тебя не разглядывал. Но хватит об этом. Следует побеседовать о другом, — заговорил спаситель быстро и отрывисто. — Ты говоришь, что у тебя нет никого и ничего. Тогда получается, что ты появилась на свет божий из морской пены?

— Хм. Что?

Упрекая себя за то, что упомянула о своей наготе, Лилит не расслышала вопроса. Зачем она это сделала? Для того, чтобы подчеркнуть, что, несмотря на недостаточную женственность тела, у нее есть иные неоспоримые достоинства, например, необыкновенно темные, продолговатые глаза, на которые все обращают внимание? Недаром он поторопился сменить тему, видимо, тоже заметил их привлекательность.

— Я спросил, где же родилась эта женщина, считающая, что она, как и богиня любви, появилась из морской пены?

— Никакая я не Афродита! Хотя иногда даю мужчинам возможность так думать. Некоторым.

Она имела в виду особую категорию мужчин, которым нравилось одеваться в модные костюмы и, будучи в компании, небрежно упоминать имена известных политиков и бизнесменов, обедать в дорогих ресторанах, хотя в карманах негусто, управлять машинами престижных моделей, заставляя прохожих поворачивать голову в свою сторону. У этих типов на Лилит был особый нюх, некое шестое чувство, позволявшее отыскивать ее даже тогда, когда она старалась спрятаться от их глаз.

Будучи на публике, они выставляли Лилит напоказ, как это делают ювелиры, демонстрирующие драгоценности. Но когда им предоставлялась возможность побыть с нею наедине, они оказывались в замешательстве и не знали, что делать. В интимной обстановке девушка пугалась действий этих хлыщей и всегда была готова оказать сопротивление.

О, как она уставала от такой борьбы! Одна из причин того, что Берт вызвал у нее симпатию, заключалась в его чрезвычайно скромном поведении. Он спасал ее от участия в шумных вечеринках, не домогался благосклонности на протяжении целого месяца знакомства. Вместо грубых объятий вел душевные разговоры и внимательно слушал ответы, стараясь вникнуть в то, что Лилит говорила. Так во всяком случае ей казалось…

Лилит понимала, что собеседник, извлекший ее из морской пучины на твердь земную, ждет, что она скажет дальше.

— Прости, — пробормотала девушка в замешательстве. — Ты о чем-то спрашивал?

— Я спросил, — повторил он, растягивая слова, — не о любовных связях, а о родственных узах. Ты же должна кому-то или, на худой конец, чему-то принадлежать.

— Морю. Я же сказала об этом, когда мы вышли из воды.

— Ты болтаешь чепуху. Ты не русалка, а красивая женщина и не можешь принадлежать воде. — Он помолчал, а потом продолжил с удвоенной энергией: — Постараюсь поставить вопрос иначе. Знаю, что ты англичанка…

— Ты уверен? — Только сейчас Лилит поняла, что с самого начала они говорят на ее родном языке. — Как ты это определил?

— Я же сказал, что слышал, как ты пела английскую песенку. Она-то и позволила тебя отыскать.

— А мне казалось, что я отплыла от берега на несколько миль, — вздохнула неудачница.

— Таким образом, ты принадлежишь Ее Величеству королеве Великобритании. — Хитрый допрос продолжался. — Кроме того, видимо, есть какая-то причина, приведшая тебя на побережье Средиземного моря. Верно? — Его голос, глубокий и мягкий, был в то же время настойчивым, требующим ответа.

— Сейчас я ничего не могу сказать.

Лилит не собиралась темнить, просто слишком устала от расспросов и сильно переживала свое несчастье.

Они решили взять отпуск в начале лета. Идея принадлежала Берту. Он хотел провести отдых в далекой романтичной стране, где их никто не знал, и они не знали никого.

Да, Берт намеренно выбирал такое место, где его никто не узнает, подумала Лилит с горечью.

— На этом чудесном курорте, — сказал Берт, целуя девушку на прощание у дверей квартиры ее отца, — мы наконец-то будем вместе. Вместе по-настоящему.

Она таяла в руках Берта, счастливая от его слов и от предвкушения скорой близости. А после, дома, думала о нем с благодарностью за то, что возлюбленный так долго и терпеливо мог ждать. Берт жил в пригороде, наведывался в Лондон только по выходным, водил ее в самые степенные, спокойные кафе и никогда не стремился выставлять напоказ. Не хотел? Возможно, и хотел, но никогда так не делал, видимо, опасаясь, что его могут заметить знакомые. А она была настолько счастлива, что даже не задумывалась, почему Берт сторонился знавших его людей.