Ким Гудолл - Жаркая ночь Страница 4

А главное — это вкус его губ. Они были нежными, свежими, неудержимо влекущими и — к ее огромному стыду — незабываемыми! Но она должна забыть! В ее планах на будущее не было места мужчинам. Она наметила свой путь и никогда не позволит больше никому и ничему повредить ей, заставить ее вновь испытать ту боль…

— Давай я помогу тебе нести сумку!

Взглянув на догнавшего ее Рекса, она отказалась.

— Спасибо, она нетяжелая. Я справлюсь.

— Хорошо. — Он пытался приноровиться к ее походке. — А ты ведь не хотела, чтобы я ехал с тобой!

Это был не вопрос, а констатация факта. Она не ответила.

Он открыл дверь, ведущую на стоянку автомашин, и у нее перехватило дыхание от порыва холодного воздуха. Метель, начавшаяся ночью, все еще продолжалась. Она мысленно похвалила себя, что надела брюки и теплую куртку.

— Я тебе не нравлюсь, — продолжал он, закрыв за ними дверь и взяв ее за локоть.

Она хотела оттолкнуть его руку, но сдержалась. Лучше всего будет, если она поддержит его заблуждение относительно своих чувств.

— Интересно почему, — протянул он задумчиво. — Может быть, я это скоро пойму.

Она знала его машину; это был старый «шевелль» — черный и потрепанный, припаркованный недалеко от выхода. Она направилась к машине, на ходу отвечая на его слова.

— Я могу сказать все прямо сейчас и сберечь твое время. Я считаю тебя самонадеянным, нахальным шовинистом.

Он открыл переднюю дверцу, взял у нее дорожную сумку и забросил ее на заднее сиденье. Она попыталась было сесть в машину, но он вдруг схватил ее за плечи. Чувствуя его пальцы на своем теле даже сквозь толстую куртку, она взглянула на него, нахмурив брови.

— Ты можешь думать обо мне что угодно, — произнес Рекс и впервые за все утро она не увидела смеха в его янтарных глазах, опушенных черными ресницами, — но здесь кроется еще что-то. Может, ты и сама не понимаешь причины твоей враждебности.

Он отпустил ее, и, раздраженно поведя плечами, Катрин скользнула в машину. Рекс закрыл дверцу, уселся на водительское сиденье. Катрин уже пристально смотрела вперед, ее фотооборудование лежало на полу у ног, она крепко сжимала свою кожаную сумочку. Какое право он имел вмешиваться в ее дела, анализировать ее?

Машина тронулась.

— Больше всего меня привлекает вызов, — мягко произнес он, выводя машину со стоянки и направляя ее к выходу. — Ты очень загадочная женщина, Кейт Эшби! И в тебе много скрыто от посторонних глаз. Внешне ты холодна и недоступна — эти твои надменные аристократические черты лица и шелковистые волосы, уложенные в элегантную — «не тронь меня» — прическу, но когда мы целовались…

— О! Я все ждала, когда же ты об этом заговоришь! Знаешь, давай договоримся. Когда ты целовал меня! А не когда мы целовались! Насколько я помню, это была твоя инициатива и твое исполнение.

— А насколько я помню, — мягко прервал он, — ты участвовала во всем этом с такой же страстью, как и я.

— Это все вино. — Она пыталась привести в порядок прическу, которая была безупречна.

— Почему ты меня ударила, Кэти? — В его голосе не слышалось угрозы. — Это тоже вино?

— Чего ты хочешь — извинения? — Катрин повернулась и посмотрела на него, но он не отводил взгляд от дороги. Перед ее глазами был четкий мужской профиль, и она ощутила какое-то волнение глубоко внутри. — Хорошо, я прошу прощения за то, что ударила тебя. Если ты хочешь знать, мне было стыдно, и я пришла к тебе на следующий день, чтобы извиниться, но тебя не было. — Она глубоко вздохнула. Почему-то, выпалив все это, она почувствовала, будто тяжесть упала с плеч.

— Извинение принято. — Он окинул ее быстрым взглядом, и она заметила мелкие морщинки, собиравшиеся в уголках глаз, когда он улыбался. — Но мне все еще предстоит узнать, почему я тебе не нравлюсь, настоящую причину; потому что, я думаю, она существует, моя дорогая. И я надеюсь, что в предстоящие дни мы это узнаем.

Его «место», как он сказал, к ее большому удивлению, оказалось прелестным старым бунгало, стоящим среди хвойных деревьев и рододендронов; от него к дороге спускалась лужайка. Покрытый белым снегом домик выглядел сказочным.

— Какой славный дом! — не удержалась Катрин, когда они подъехали.

Рекс заглушил двигатель.

— Не хочешь войти и выпить кофе, пока я собираюсь?

— А твоя жена не удивится, если ты приведешь меня в дом в такую рань?

О Боже, и зачем она это сказала! Слова выскочили сами по себе. Она совсем не собиралась выяснять, женат он или нет.

— У меня нет жены, — произнес он ровным голосом. — В доме никого.

Катрин оставила надежду понять свое поведение, когда он выдал эту информацию, и постаралась побороть совершенно неразумное и почти непреодолимое чувство любопытства и желания понять его предложение. Лучше всего продолжать их отношения на официальном уровне, а она сильно сомневалась, сможет ли это сделать, если побывает в его доме. Такой визит расскажет ей о нем гораздо больше, чем она хотела или была готова узнать.

— Спасибо, но я подожду здесь.

— Как хочешь. Я быстро.

Он вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

Катрин закрыла глаза и поняла, что щеки ее горят; горят от смущения. Зачем она задала вопрос о его жене? Почему не ограничилась просто холодными словами отказа?

Расстроенная, она открыла дверцу машины и вышла. Снег почти перестал падать, только легкие снежинки кружились в воздухе. Засунув руки в карманы своей замшевой куртки, она медленно прогуливалась по тротуару и чувствовала, как холодный воздух приятно освежает ее разгоревшиеся щеки. На улице было тихо, это была мирная тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя седана, припаркованного у поворота дальше по улице напротив большого дома.

Она оставила позади несколько домов и почти дошла до седана, когда дверь дома распахнулась, и на улице появились трое детей. Двое старших, девочка лет двенадцати и мальчик года на два младше, были одеты в яркие куртки-парки, а на маленькой девчушке трех-четырех лет были розовый с бирюзовым комбинезон и розовые сапожки. Она была без шапочки, и ее длинные светлые волосы развевались на ветру. Позади нее светловолосая женщина лет тридцати с небольшим, одетая в элегантное ярко-красное пальто, закрывала дверь, обращаясь к старшей девочке.

— Мелисса, дорогая, надень Джессике капюшон.

— Конечно, мам, — ответила та и, наклонившись над малышкой, убрала светлые волосы под капюшон, осторожно затянув шнурок. От внимательного взгляда Катрин не ускользнули трогательная улыбка маленькой Джессики, обращенная к Мелиссе, и ее большие глаза нежного дымчато-голубого оттенка, опушенные густыми ресницами.