Юлия Добровольская - Лиловая подводная лодка Страница 4

Чем ее радовала такая партия для братика, как я? Ума не приложу!

Первые тосты отгремели залпами шампанского и отзвенели хрусталем. Массовики-затейники с нашей кафедры, руководящие юбилейным процессом, объявили перерыв. Я рванула на кухню — покурить и отдохнуть от тотальной опеки.

Ирка, конечно — за мной.

— Ну что — прошло?

— Не-а. Только началось.

— Что ж теперь Ростиславику, наизнанку выворачиваться?

— Не стоит. Я попробую… — И осеклась. — Господи!

Ирка проследила за моим взглядом:

— Что?.. Что еще?!

В другом конце двора, напротив Иркиного окна, стояла наша лиловая подводная лодка со спящим в ней капитаном дальнего… очень дальнего плавания.

— Я сейчас. — И я бросилась прочь из квартиры.

Он и вправду спал — откинул свое кресло и спал. Галстук ослаблен, верхние пуговицы сорочки расстегнуты, руки на груди скрещены, дышит глубоко и ровно…

Я не хотела его будить. Но на улице было еще не слишком тепло, а я выскочила, как была — в своем вечернем наряде и на шпильках.

Я обошла машину и тихонько попробовала дверь.

Клак! — открыто.

Какая халатная беспечность!.. Какая милая оплошность!..

Он не слышит. Так устал! А если бы это была не я, а злоумышленник?..

Услышал.

— Простите! Я не хотела вас тревожить. Я… я замерзла.

Он недоуменно посмотрел на меня. Потом улыбнулся. Поднял спинку кресла. Глянул на часы.

— Почти два часа проспал.

— Вы все время здесь?..

— Мне некуда ехать… Пока, во всяком случае.

— Поехали ко мне! — Я не успела даже обдумать приличность такого предложения.

— А мы разве не у вас?

— Нет. — Я засмеялась. — Мы у моей подруги. У нее юбилей… Ой! — опомнилась я. — Вы, наверно, голодный… А от меня, наверно, шампанским… Ну не будете же вы ночевать в машине! У меня трехкомнатная совершенно пустая квартира. Я вас покормлю. Не возражайте! — Впрочем, он не очень спешил это делать. — Я сейчас!

Я влетела к Ирке. Затейники уже рассаживали народ на второй присест.

— Ир! На минутку! — Мы зашли на кухню. — Прости меня. Я тебе все-все!.. Потом!.. Ну, ты же моя родная, единоутробная подруга! Ты женщина, наконец! Ты не можешь меня не понять!.. Он меня спас, между прочим! Я не могу его бросить! Сюда тоже не могу привести — ты же понимаешь…

Но Ирка уже собирала мне пакет с едой:

— Водку? Коньяк? Шампанское?..

— Моя ты драгоценная! — Я едва не плакала от распиравших меня чувств. — Я тебе все-все потом расскажу… Прости.

— Раздевайтесь. Проходите. Я на кухню. Хотите в душ? Или ванну примите… Вот только мужского у меня в доме ничего нет, чтоб вам переодеться.

— У меня все с собой. — Он потряс объемной сумкой — дивной сумкой из натуральной кожи, моей мечтой, можно сказать, я к такой уже лет десять приглядываюсь, да за ценой все никак не угонюсь…

— Вот здесь располагайтесь. — Я провела его в дочкину комнату. — Шкаф почти пустой… располагайтесь.

Я накрыла стол в гостиной, приготовила своему постояльцу постель, а он все не выходил. Заснул? Послушала — нет, плещется.

Появился — свежевыбритый и благоухающий, в джинсах и джемпере — по-домашнему.

— Ничего, что я в таком виде? Устал от костюма…

— Просто замечательно! Ничего, что я так?.. Не успела от вечернего наряда устать. Да… не пора ли нам?.. — Я протянула руку. — Симона.

Он улыбнулся:

— Очень приятно. Олег.

Мы ели какое-то время молча. Впрочем, я не была голодна. А гость мой, похоже, желудок свой заправлял еще раньше и дальше, чем бензобак.

Выпили шампанского за мою подругу. Потом — за дождь. Потом я сварила кофе — после того как Олег меня убедил, что спать он не хочет, а захочет, так никакой кофе ему не помешает.

Но спать мы не захотели еще очень долго. Мы проговорили часов до четырех. А когда все же разошлись, я не смогла уснуть. Я лежала, глядя в потолок, и почти беспрестанно плакала. Подушка промокала, я переворачивала ее, потом брала другую…

Отключилась я, когда на соседнем перекрестке стали погромыхивать трамваи и солнце уже ползло по крышам.

Я проснулась тем не менее первой. А может, Олег не выходил, пока меня не услышал?..

Было около десяти. Мы завтракали на кухне.

— У вас есть сегодня дела? — спросил Олег.

— Встреч никаких. А дела мои… они всегда со мной. Но ничего срочного. Можете…

— То есть вы будете дома?

— Могу быть, могу не быть. Лучше скажите, если вам что-то нужно. Я к вашим услугам.

— Да нет, помощи мне не требуется. Мне нужно заняться разведкой и кое-какими формальностями, от этого будут зависеть мои дальнейшие планы. Вы не против, если я до вечера оставлю у вас свои вещи?

— Ну конечно! О чем вы!.. А что вечером?

— Если все пойдет удачно, будет где остановиться… или сниму гостиницу.

— А если не удачно?

— Не знаю. — Он опустил глаза. — Возможно, буду проситься к вам еще на одну ночь.

— Вам о-очень долго придется проситься! — Я сказала это таким тоном, что он вопросительно и почти испуганно вскинул на меня взгляд. — Потому что вы меня обидели, — добавила я, глядя на него.

Он понял, в чем дело, и улыбнулся:

— Простите.

— Прощаю. Езжайте. До вечера.

Я дала ему свои телефоны, взяла его номер и сказала, что, как максимум, могу отлучиться к Ирке, но не надолго, и чтобы он звонил немедленно, как только будет знать исход сегодняшнего мероприятия.

— Ну, и просто так звоните. Я переживаю за вас.

— Спасибо. Обязательно. — И ушел.

Я проводила машину взглядом из окна его… то есть дочкиной, спальни и пошла в свою, плакать дальше.

Позвонила Ирка. Я рассказала ей все по телефону: приехать она не могла — вот-вот ближний круг на обед соберется. А я сама туда ехать не хотела. Я ничего не хотела. Я никого не хотела видеть. Кроме.

— Ну и что ты ревешь?

— Не знаю, Ирка! Как начала у тебя, так остановиться не могу.

— Плохой это признак, дорогая. Аналогичный случай был в Тамбове… Помнишь мою давнюю любовь?

— Помню, ты рассказывала, я тогда понять не могла… А сейчас вот сама… Прямо извержение…

— Ну что делать?.. Поплачь… Я с тобой. Я люблю тебя. Сказать тебе «брось» не могу. Сердцу не прикажешь. А вдруг радостью обернется?

— А вдруг…

— Так или иначе, теперь только вперед. И глупостей не делать. Так?

— Так. Хотя… когда же еще глупости делать, если не сейчас? Нельзя ж совсем без них жизнь прожить…

— Ростиславик расстроился. Соврать пришлось.