Мелани Кертис - Под небом Парижа Страница 41

— Ты что, хочешь предложить эту работу мне? По совместительству с обязанностями любовницы и художницы? Решил сэкономить на домашних расходах? — Она на всякий случай рассмеялась, чтобы ее фразы не выглядели как обвинительный акт.

— Нет, речь идет не о работе.

— А о чем же?

— Ну я бы назвал это изменением статуса.

— Ференц, ты можешь объясняться по-человечески? Ты же свободно владеешь французским языком. Объясни четко и понятно, чего ты хочешь.

— Я полагаю, что ты вполне могла бы справиться с управлением домашним хозяйством. А слуг можешь нанимать сама, столько, сколько посчитаешь нужным. В рамках, естественно, наших финансовых возможностей.

— Наших? Ты что, решил включить мои будущие доходы от картин в общий бюджет? Но я их еще не получила.

— Какая-то ты сегодня недогадливая. Я имею в виду, что в семье обычно женщина отвечает за хозяйство и общие расходы. Независимо от того, кто добывает деньги.

— Еще менее понятно. О какой семье ты говоришь? Если ты имеешь в виду гражданский брак, то…

— Нет, я имею в виду нормальную семью. Помнится, я уже объяснялся тебе в любви. Так вот…

— Ференц, почему я должна выбивать из тебя каждое слово?

— Не перебивай, пожалуйста. Мне и так не просто сказать то, что я хочу. Я давно хотел поговорить с тобой по этому вопросу. Но все как-то не решался. Так вот, я хочу сказать, что мы прожили вместе два месяца. Это и много, и мало. Зависит от того, как смотреть. Но, во всяком случае, мне хватило времени понять, что я не хотел бы расставаться с тобой и дальше. Поэтому я хочу, чтобы мы стали нормальной семьей. Мужем и женой. Я понимаю, что это для тебя неожиданно. Я тебя не тороплю. Ты можешь подумать.

— У тебя какой-то странный способ делать предложение. Начинать с хозяйственных вопросов, а потом уже переходить к главному. Лучше бы наоборот. Ты хороший человек, и я очень благодарна тебе за все. За твою творческую помощь. Я тоже люблю тебя. Но твое предложение, действительно, для меня очень неожиданное. Так что мне надо подумать. Пойми меня правильно. Я тебе доверяю, но это очень серьезный шаг. Я уже один раз сделала ошибку. Надеюсь, ты меня поймешь.

— Да, конечно. Я же сказал, что вполне могу подождать.

На выразительном лице Ференца сразу же отразились все его переживания, и в первую очередь — чувство разочарования. Даже скорбные складки появились возле рта. Насупился, губы надул. Типичный вид обиженного ребенка. Родители не купили приглянувшуюся игрушку. Видимо, предполагал, что она радостно кинется ему на шею и начнет выяснять, на какое время намечена свадьба.

— Хорошо, Ференц. Не расстраивайся. Я же не ухожу от тебя. У нас будет достаточно времени обсудить этот вопрос. Ты же не собираешься со мной расставаться в ближайшие дни?

— Странный вопрос после того, что я тебе сказал. — Он даже отвернулся. Такое впечатление, что вот-вот заплачет. Прячет от нее глаза, чтобы не показать свою слабость.

— Тогда давай пока займемся хозяйственными делами. Я же должна как-то подготовиться к новой роли. Связанной с изменением статуса. — Она улыбнулась и даже слегка скопировала его интонацию, что, кажется, благотворно подействовало на разочарованного влюбленного.

Воспрянувший духом Ференц тут же переключился на проблемы подготовки к встрече с господином Калиопулосом.

— Я хочу вернуться к проблеме обеда. Греки очень много внимания уделяют кухне. Можно даже нанять на время обеда пару официантов-греков. Сделаем ему приятное. И насчет вина надо подумать. Подготовим ассорти. Например, греческий коньяк «Метакса», что-нибудь из венгерских белых вин подберем и добавим твое «Божоле розе». Прекрасный винный букет получится. Международный. Да, пожалуй, это хорошая мысль. — Мысленно он уточнил для себя, что желательно пригласить не официантов, а официанток. Юных, раскованных и сексуальных. Во вкусе гостя. Но это уже не для женских ушей.

— Да, это хорошая идея. А, кстати, когда ты собираешься расстаться со своей суровой домоправительницей?

— Как только ты дашь согласие на вступление в брак.

— Это смахивает на шантаж.

— Что поделать! — Он картинно пожал плечами, оживая прямо на глазах и устремляясь с новыми силами в бой за свое счастье. — В любви, как на войне, все средства хороши. Наверное, я все же произвел на тебя недостаточное впечатление как мужчина, раз ты колеблешься. Может быть, ты дашь мне возможность еще раз попробовать?

— Господи, Ференц. Неужели опять в постель?

— Что поделаешь, дорогая. Приходится. Если не удалось покорить тебя штурмом, то попробую взять измором.

Кристос, как всегда, был неотразим. Одетый шикарно, с иголочки, в слегка консервативном стиле. Как и положено крупному бизнесмену. Элегантный, идеально сидящий на нем костюм, сшитый на заказ в Лондоне, прекрасно скрывал некоторые недостатки его фигуры, вызванные склонностью к чревоугодию. Светло-коричневого цвета, с тонкими золотистыми полосками. Бледно-желтая рубашка и однотонный галстук в цвет костюму, бежевые плетеные летние туфли на ногах. В левой руке портфель из натуральной кожи, естественно, тоже коричневатого цвета. За ним носильщик тащил огромный пластиковый чемодан на колесиках. Как легко догадаться, тоже коричневого оттенка. И всего один золотой перстень на руке. Правда, весьма массивный.

Почему-то при виде этой желто-коричневой палитры Ференцу вспомнилось, как в одном из географических изданий, кажется, в «Нэшнл Джиогрэфик», он прочитал о том, что бедуины-кочевники в Сахаре, при всей бедности цветовой гаммы в этой пустыне, различают двадцать шесть оттенков желто-коричневого цвета. Верблюды их главное богатство, отсюда, наверное, и такое внимание к их цветовым особенностям. «Верблюжья расцветка», как у господина Калиопулоса. Он невольно фыркнул. К счастью, вовремя подавил усмешку. Нельзя обижать столь дорогого и нужного гостя.

Гостя, умеющего производить впечатление на женщин. Такая вот странная магия. Поэтому Ференц не поленился и съездил в аэропорт для встречи дорогого родственника, хотя тот мог бы и сам добраться на такси. Главным образом для того, чтобы заранее обсудить с ним некоторые деликатные вопросы. Чтобы не уединяться потом для мужских объяснений и не грозить из-за спины дамы кулаком.

Господин Калиопулос оказался вполне понятливым. В своем специфическом моральном кодексе он четко различал нормы поведения в отношении любовниц знакомых, их жен и кандидаток в жены. Правда, не всегда их соблюдал, особенно в отношении жен. А вот невеста — это святое. Нельзя. Ни под каким видом. В греческой общине на это смотрели особенно строго. Вплоть до кровной мести. Потом, когда выйдет замуж, это уже другое дело.