Лавейл Спенсер - Горькая сладость Страница 44

— Ты будешь здесь завтра? — спросил Эрик, когда они шли к пикапу.

— И послезавтра, и послепослезавтра. Я начала на втором этаже малярные работы, и обои нужно клеить.

— Я дам гудок, когда буду проплывать мимо.

— А я помашу тебе рукой из бельведера, если услышу.

— Договорились.

До дома ее родителей они доехали молча, чувствуя, что в этот вечер в их жизни произошла едва уловимая перемена. Они тянулись друг к другу. Тянулись, хотя пытались сдержаться. Они убеждали себя, что это ничего не значит, поскольку сегодняшний вечер лишь отрезок времени, и он больше не повторится. Мэгги займется своим делом. Эрик — своим, и, встречаясь иногда на улице, они будут лишь здороваться. И ни он, ни она не признаются себе, что им было хорошо вместе в тот октябрьский вечер, что они почувствовали близость, празднуя победу после заседания. Они забудут о том, как Эрик нечаянно сказал Мэгги «моя девочка» и признался, что недоволен своей семейной жизнью.

Эрик подъехал к дому родителей Мэгги и остановился. Внизу мерцало море. Мэгги сидела, отодвинувшись от Эрика как можно дальше, упираясь бедром в дверцу.

Шторы в гостиной были задернуты, но сквозь них пробивался свет.

— Огромное тебе спасибо, Эрик.

— Пожалуйста, — тихо ответил он.

Они смотрели друг на друга при тусклом свете, идущем от приборной панели. Мэгги прижала к себе папку с документами, Эрик облокотился на руль.

Мэгги казалось, что это будет очень легко.

«Выходи же скорее», — думал Эрик.

— До свидания, — сказала Мэгги.

— До свидания... Удачи тебе.

Она посмотрела вниз, нашла ручку дверцы и надавила на нее, но дверцу, как всегда, заело. Эрик перегнулся через колени Мэгги и коснулся плечом ее груди, когда открывал дверцу.

Эрик выпрямился.

— Можешь идти.

— Еще раз спасибо... Спокойной ночи! — Мэгги вылезла из пикапа и захлопнула дверцу прежде, чем Эрик успел ответить.

Пикап тронулся с места, а Мэгги поднялась по ступенькам крыльца, прижав руки к пылающим щекам. Мать догадается! Она наверняка уже стоит за дверью.

Вера действительно стояла там.

— Ну? — только и спросила она.

— Я все расскажу тебе через минуту, мама. Сначала мне нужно принять душ.

Мэгги поспешила наверх, заперлась в ванной и прислонилась спиной к двери, закрыв глаза. Потом подошла к аптечке и стала рассматривать свое отражение в зеркале. Лицо совсем не покраснело, несмотря на сильные эмоции, которые еще несколько мгновений назад она испытала, сидя в пикапе.

Он ведь женат, Мэгги.

Я знаю.

Так что на этом все кончено.

Я знаю.

Ты должна держаться от него подальше.

Я буду держаться от него подальше.

Но в тот момент, когда она давала себе такие обещания, в них уже не было нужды.

Глава 7

Гудок с «Мэри Диар», сильный резонирующий рев, достойный довоенного речного судна, прозвучал в следующий полдень. Даже несмотря на такое большое расстояние, от этого рева задрожали полы и окна.

Мэгги подняла голову, села на пятки, зажав в руке малярную кисть, и насторожилась. Рев раздался вновь. Она быстро вскочила на ноги, побежала по коридору второго этажа и через спальню попала в бельведер. Но вид из окна закрывали клены, все еще полные листвы. Мэгги стояла в их густой тени, упираясь коленями в перила, и, чувствуя разочарование, пыталась успокоиться.

Мэгги, что ты делаешь? Зачем ты мчишься, заслышав гудок его лодки?

Она медленно повернулась и пошла обратно, испытывая такое ощущение, будто ее отругали.

С тех пор каждый день рев гудка звал ее, всякий раз пугая, и всякий раз она прерывала свое занятие и бросала взгляд в сторону бельведера, хотя больше не бегала туда. Мэгги убедила себя, что навязчивые мысли об Эрике вызваны просто ее возбуждением и тем, что она вернулась в родные края. Эрик был частью ее прошлого, и Дор-Каунти был частью ее прошлого, и эти два обстоятельства оказались взаимосвязаны. Она сказала себе, что не имеет права о нем думать. И все же ее начинало трясти при мысли о том, что и он думает о ней. Она сама была невысокого мнения об одиноких женщинах, которые липнут к женатым мужчинам.

Таких женщин ее мать называла гулящими.

— А эта Салли Брюэр — гулящая, — сказала Вера как-то об одной молодой женщине. Мэгги знала эту рыжеволосую неряшливую болтушку — она продавала мороженое в угловом магазине и всегда была очень внимательна к детям, накладывая им порции побольше.

Однажды маленькая Мэгги случайно услышала, как мать со своими подругами обсуждает Салли Брюэр.

— Вот что бывает, если погуливать, — сказала Вера. — Салли беременна. И еще неизвестно от кого, ведь она гуляла с каждым Томом, Диком и Гарри в округе. Хотя говорят, что это ребенок Ловкача Руни.

Ловкач Руни был подающим в бейсбольной городской команде и получил такое прозвище из-за своих опасных финтов. Его хорошенькая молодая жена каждый раз приводила на игру трех розовощеких малышей, и Мэгги часто видела их там, когда отец брал ее с собой на матч. Иногда она даже играла со старшим сыном Руни. До двенадцати лет Мэгги не знала, что означает слово «беременная», а узнав, почувствовала жалость к детям Ловкача Руни и его хорошенькой жене.

Нет, Мэгги не хотела, чтобы ее считали гулящей. Но рев гудка звал ее каждый день, и она страдала, что ничего не может с собой поделать.

В середине октября Мэгги на два дня уехала в Чикаго, чтобы подобрать мебель. В магазине «Старинный дом» она купила раковину со стойкой, ванну на ножках в виде звериных лап и латунные краны. В «Древностях» нашла великолепную дубовую кровать, украшенную ручной резьбой, а в магазине «Колокольчик, книга и свеча» — стол из красного дерева с кленовой столешницей и пару старинных туфель с высокой застежкой. Туфли она купила из прихоти, решив поставить их в одной из гостевых комнат на полу, возле большого зеркала — пусть это будет некой «изюминкой».

Вечером Мэгги обедала с Кейти. Дочь повела ее на Эсбури, в маленькую закусочную, куда часто ходили студенты, и всю дорогу держалась отчужденно. Когда же они уселись за стол, Кейти сразу уткнулась в меню.

— Может, нам стоит поговорить об этом? — спросила Мэгги.

Кейти подняла голову и нахмурилась.

— О чем?

— О моем отъезде из Сиэтла. Думаю, ты из-за этого все время молчишь.

— Вовсе нет, мама.

— Ты сердишься.

— А ты не сердилась бы?

Кейти была настроена враждебно. Они обедали, и Мэгги испытывала двойственное чувство — вину и, одновременно, раздражение из-за того, что дочь отказывается благословить ее переезд в Дор-Каунти. Когда они прощались возле общежития, Мэгги поинтересовалась: