Вайолет Уинспир - Замок пилигрима Страница 47

В городе все балконы были уставлены цветами в горшках, украшены разноцветными веселыми испанскими ковриками и шелковыми шалями, на них толпились целые семьи в праздничной одежде, везде слышался смех, бренчали струны гитар, отовсюду в нарядную толпу на мостовую летели гвоздики.

Лодки в гавани тоже были украшены, дети и жены рыбаков одеты в очаровательные костюмы голубого и темно-красного цвета, ожерелья и длинные серьги блестели на солнце, порхающие веера из кружева и шелка походили на крылья экзотических птиц, а сами женщины напоминали бабочек рядом со стройными испанцами в строгих черных костюмах, кружевных рубашках и черных широкополых шляпах, и их белозубые улыбки могли соперничать яркостью разве что с белизной рубашек их обладателей.

Церковные колокола заглушали смех и оживленный гомон праздничной толпы, тут и там носились стайки ребятишек с венками цветов в руках. Позже эти венки они будут стараться набросить на самых симпатичных девушек, которых выбрали для сопровождения процессии Адама и Евы, уличные торговцы бойко продавали хрустящие марципановые булки и ледяное молодое вино.

Ивейн и ее спутник остановились возле прилавка и, чокнувшись, смотрели, как танцуют традиционную джигу под барабаны, тамбурины и причудливого вида трубы. В другом углу площади кружились цыганки, а со стороны холмов въезжали на площадь украшенные цветами повозки, набитые людьми в праздничных костюмах. На спинах осликов были привязаны бутылки вина в плетеных флягах. Следом за красивыми парнями-наездниками ехали верхом девушки, украшенные цветами и пышными накрахмаленными кружевами.

Ивейн была зачарована похожей на карнавальное шествие былых времен процессией, ей страстно хотелось ничего не пропустить. Кент помог ей забраться на высокий каменный подоконник одного из домов на площади, оттуда она могла рассмотреть все как следует. Они вдвоем стояли на карнизе, Ивейн прижалась к его теплому плечу, но ее мучила непреодолимая потребность поднять глаза и взглянуть на украшенный цветами балкон высокого паласио в центре площади.

Там был дон Хуан, высокий и смуглый, рядом с Ракелью и ее отцом. Ракель надела милое платье из бледно-голубого кружева, ее блестящие черные волосы покрывала белая кружевная мантилья, в которой сверкали на солнце крупные бриллианты. Сердце Ивейн словно застыло. В лацкане пиджака ее опекуна она увидела маленькую гвоздичку, а Ракель в своем наряде была так похожа на невесту!

— Это он? — Она, не видя, посмотрела в голубые глаза Кента. — Это и есть твой опекун, тот высокий магнифико, который стоит рядом с ослепительной доньей Ракель?

Она кивнула.

Кент обернулся и стал разглядывать дона Хуана.

— Да, он намного моложе, чем я думал. Они с Ракель потрясающе смотрятся вместе… скажи, а кто тот, другой испанец, который стоит чуть позади нее? В костюме матадора!

Ивейн всмотрелась в красивого испанца, который смеялся и махал толпе, собравшейся под балконом, и тут вспомнила, как однажды Ракель говорила, что у нее есть родственник, знаменитый матадор, и он время от времени приезжает погостить на остров. Ракель еще тогда так улыбнулась, что стало понятно: матадор приезжает на остров исключительно затем, чтобы в очередной раз сделать ей предложение.

Пока Ивейн разглядывала группу на балконе паласио, дон Хуан наклонился и сказал что-то Ракель на ухо. Та улыбнулась, посмотрела на матадора и положила узкую ладошку на рукав пиджака дона Хуана. Солнце ослепительно сияло, отражаясь в бриллиантовом браслете на ее руке, и эти огоньки казались пожаром на фоне черной строгой ткани костюма.

Ивейн отвела взгляд. Только сегодня утром, за завтраком, опекун говорил ей, что мужчина этого острова дарит возлюбленной браслет в виде цепочки, чтобы все знали, кто она для него. И Ракель выбрала бриллианты, потому что они ей идут, а дон Хуан не поскупился для женщины, которой сказал: «Те quiero».

Послышались звуки оркестра, нетерпеливый шум голосов на площади нарастал с каждой минутой, процессия должна была пройти здесь, и отцы стали поднимать детей и сажать себе на плечи, чтобы те могли бросить в шествующих свои венки. Девушки танцевали вокруг молодых людей… вечные Евы, соблазняющие мужчин.

Ивейн почувствовала, как пальцы сжались на ее браслете, но она не смела поднять глаза на Кента. Ведь фиеста — праздник любви! В воздухе все пахло искушением, и кто-то словно нашептывал ей в ухо, что сейчас она может поддаться этому искушению и сию же минуту, прямо здесь, сказать ему, что она принадлежит…

— Йууууххууу! — От возгласа Беттины Крейсон, появившейся в сопровождении нескольких друзей, Ивейн чуть не упала. — Деточки, а мы вас повсюду ищем! Ну разве не отличный праздник? Говорят, скоро мы увидим Адама и Еву!

Подошла процессия, и цветочный дождь посыпался на Адама и Еву, на сопровождающих их ангелов и танцоров. Ивейн глубоко поразило то, что на роль Адама выбрали зрелого мужчину, а не молодого человека. Юная Ева держала в руках белый букет и корзину с апельсинами (в южных странах многие верили, что именно этим фруктом она соблазнила Адама). Длинное белое платье, совсем простое, было украшено лишь золотым пояском в виде змейки, волосы перехватывала белая шелковая лента. Она улыбнулась Адаму и протянула ему апельсин из корзинки. Тот выразительно покачал головой в знак отрицания, и толпа разразилась одобрительными криками. Все засмеялись.

Когда Ивейн снова осмелилась посмотреть на балкон паласио, мэр и его гости уже скрылись внутри. Процессия двинулась дальше, и толпа начала разбиваться на отдельные группки. Крейсоны и их компания увлекли Ивейн за собой, и весь остаток праздника прошел для нее как во сне.

Она смеялась вместе со всеми и танцевала, ела дыню, запивала ее вином и надеялась, что бурное веселье захлестнет ее волной забвения. Час за часом летели незаметно, и, когда в бухте зажглись разноцветные фонарики, Крейсоны объявили, что всем пора отправляться на яхту, и шумная гурьба стала спускаться по каменным ступеням гавани.

— Вон там наш «Синий дельфин»! — Кент схватил Ивейн за руку и указал на яхту. На ней горели пестрые цепочки нарядных огней, и судно качалось на темных волнах как сказочный корабль. Несколько мгновений Ивейн зачарованно смотрела на это волшебное зрелище и вдруг поняла, что она не может оказаться сейчас на борту этой яхты, она не может больше терпеть эту толпу, громкую музыку, вино, а больше всего — собственное насквозь фальшивое веселье.

— Прости меня, Кент! — Ивейн выдернула свою руку, почувствовав, как расстегнулся на ней браслет, и бросилась по ступенькам вверх, пробираясь сквозь плотную толпу — все собрались на берегу посмотреть на фейерверк.