Юлия Славачевская - Ищу телохранителя, телообогревателя, телоласкателя, телоцелователя, или... Welcome back Страница 5

— Срочно забронируйте билет на ближайший рейс в Москву!

— Но, мадам, Ваше расписание…

Я гаркнула:

— Я сказала, забронировать, а не рассуждать! И доложить!

Следующий звонок экономке:

— Инес, будьте так любезны пришлите мне водителя с моими вещами, я срочно улетаю сегодня. Спасибо. Да, соедините, меня с мужем.

Последовал скандал с супругом, не любившим такую спешку. Да и…с ним. Через четыре часа я вылетела. Ненавижу летать, особенно на длительные расстояния. Масса свободного времени, когда уже не можешь ни читать, ни спать, остаётся только думать. И думать мне было о чём. Едва приземлившись, забросив вещи в отель и переодевшись в джинсы, футболку, куртку и кроссовки, я поехала на адрес. Узнав у консьержа, что Виктор дома и кого нужно вызывать в случае, если он не откроет, я рванула на второй этаж. Звонила я очень долго, мне показалось вечность, пока за дверью не послышались шаги и не совсем трезвый голос послал всех… в общем, туда послал. У меня отлегло от сердца, зато я начала злиться:

— Вик, открывай немедленно или я вышибу эту дверь, вызвав всех слесарей и пол… черт… милиционеров в округе.

За дверью воцарилась тишина, нарушенная риторическим вопросом:

— А белая горячка может звонить в дверь?

Спокойно, держи себя в руках. Всё хорошо.

— ОТКРЫВАЙ, ПРОПОЙЦА ЧЕРТОВ!!!

Щёлкнул замок, я дёрнула на себя дверь… Дааааа, «красавец», по другому не скажешь… щетине недели две, майке столько же, на штаны без слез не взглянешь, закусывать с них можно-не это ли и было стратегически задумано в случае дефицита съестного? — перегаром на километр разит…

— Лена?

Когда я впадала в такую ярость, меня боялись все окружающие-важные, солидные дядьки ховались по кабинетам, в надежде, что минует их чаша сия. Ощущая себя на последней стадии кипения, я схватила его за ухо и потащила за собой, пинками распахивая двери, ища ванную. Найдя искомое, открыла холодный душ и начала поливать этот продукт алкогольной интоксикации:

— Я, как дура, прусь через океан, придумываю себе черт знает что, а он пьёт! Что ж вы, мужики, такие хлипкие, как проблема, так за бутылку? Посмотри на себя, на кого ты похож!

Виктору надоело мокнуть полусогнутым и одетым, он изъял у меня душ, скинул своё тряпьё и залез в ванную.

— Какой по счёту день пьёшь?

— Третий.

— Один?

Он удивился:

— Почему один? Ребята только недавно ушли…

Впадаю в прострацию:

— Подожди, но твой начальник сказал…

Мне не дали договорить:

— Александрыч любит читать нотации, вот я и отключил телефон, a ребят попросил, чтоб не сдавали…

Сейчас взорвусь! Я бросила бизнес, летела десять часов, чуть не спятила по дороге и только потому, что кто-то не хотел слышать нудного хозяина и отключил телефон! Есть ли предел моей глупости? Так, мне требуется успокоиться и прийти в себя. Выскочив из ванной комнаты, я влетела в гостиную и замерла… фотографии… мои фотографии… мне шестнадцать — я сижу в саду в венке из одуванчиков…..семнадцать — я стою под струями фонтана… восемнадцать — я спускаюсь по лестнице университета… девятнадцать — Шереметьево… последний снимок, сделанный несколько месяцев назад и…семейная фотография — Наташка, моя школьная подружка, тётя Зина, её мама, подкармливающая меня после смерти моей мамы, и Кузнечик, Наташкин младший брат, смешной, неуклюжий, высокий, казалось состоящий из одних острых углов, мальчишка, ходивший за мной по пятам, делившийся всеми своими секретами, и даривший букетики полевых цветов и всякие мелочи, столь милые мальчишескому сердцу. Как он плакал, провожая меня, и просил остаться, подождать, когда он вырастет и женится на мне… Но как? Откуда эти фотографии? Не может быть…

Я повернулась на шлёпанье босых ног:

— Кузнечик?

Вик подошёл ко мне.

— Не понимаю… Ваша фамилия Терещенко, а ты Сокольский…

— У нас разные отцы, это фамилия моего отца.

— Почему ты ничего не сказал?

Он помолчал, играя желваками на щёках:

— Зачем? Чтобы это изменило? Знакомый или незнакомый, я тебе не нужен.

Я попыталась объяснить:

— Ты просто не понимаешь. Это нереально. Нас разделяет восемь лет. Пока это не слишком заметно, а потом… Что будет потом, когда ты поймёшь, что я старуха, а ты ещё полон сил? Как мне тогда жить? Делать косметические подтяжки, в погоне за уходящей молодостью, и каждую минуту ждать твоего ухода? Мне сорок лет, моя жизнь состоялась…

Его руки легли мне на плечи и тряхнули:

— Это мне тридцать один год, а тебе девятнадцать, потому что последние двадцать лет ты провела в анабиозе! Чем, как и для чего ты жила? Работой? Заменила ли она тебе любовь и счастье? Деньги? Зачем они тебе? Кому ты их передашь? Согревают ли они тебя по ночам? Местью? Что принесла тебе эта месть, кроме разочарования? Стоило ли зацикливаться на ней столько лет? Я люблю тебя не потому, что ты Элен Крэндом, холодная, высокомерная стерва, потакающая своим желаниям и слабостям, не считающая ни с кем, кроме себя, а потому, что в тебе ещё жива Лена Белозерская, девочка со светлой душой, отзывчивая и умеющая чувствовать, которую ты всеми силами пытаешься убить в себе. Я люблю тебя с тех самых пор, как себя помню, сначала как друга, а потом дружба превратилась в нечто большее… Или ты думаешь, в одиннадцать лет нельзя любить или невозможно испытывать чувства? Пусть детские, но настоящие и искренние. После твоего отъезда мне было очень плохо, для меня ты была целым миром, и вдруг тебя не стало рядом. Через семь лет в газетах стали появляться твои фото, ты вышла замуж. Я надеялся — ты счастлива и пробовал, пытался тебя забыть, к несчастью безрезультатно, ни одна из моих девушек не была тобой. Но ты была недосягаема для меня, и когда Александрыч принёс контракт от Элен Крэндом, да ещё и с такими дополнительными условиями, я не мог поверить в реальность происходящего. А увидев тебя, не узнал, нет, внешне ты не сильно изменилась, а вот внутри… и только тогда, застав тебя с порезанной рукой и несчастными глазами, я понял — это маска, скрывающая настоящую тебя, и сошёл с ума от любви. Прости меня, я слишком долго ждал этого момента, и мне не хватило терпения сдержать свои чувства, даже видя, как я пугаю тебя своим напором, не мог остановиться. Потерять тебя ещё раз было невыносимо и, зная, вернее чувствуя, что ты не позвонишь, я начал отслеживать списки прилетающих. Ты не отправила меня сразу куда подальше, и это дало мне надежду, и я видел твою реакцию на меня, как ты пыталась не смотреть в мою строну и всё равно возвращалась взглядом. Наверно, я сделал ошибку, вернув тебе деньги, и напугав этим. Прости, но это выше моих сил — продавать свою любовь к тебе.