Сандра Мэй - Секрет моей любви Страница 5

— Я этого не делала!

— Прекрати. Меня тошнит от твоей лжи. Я видел материалы дела — на всех бумагах стоит твоя подпись!

— Я не делала этого!

— Лжешь! Ты хоть раз задумывалась о том, что сделала? Наш банк был незыблем, как скала. Люди верили нам. Доверяли свои деньги. Ничего удивительно в том, что Карлос запил — он узнал, что его милая ангелица Сэмми практически разрушила семейный бизнес, честь нашей семьи, жизни невинных людей! Он потерял работу и свою честь…

— Честь?!

— Что, не знаешь такого слова? Где тебе…

На мгновение Саманта забыла и о Карлосе, и о суде, и даже — прости, прости, малышка! — о собственной дочери. Сердце снова разрывала боль от той самой первой в ее жизни трагедии, мучительного предательства, за которым потянуло грязным шлейфом все остальное…

— Это ТЫ говоришь мне о чести? Ты, забывший предупредить меня о свадьбе с другой женщиной? Ты — мой первый мужчина, хладнокровно вытерший об меня ноги?!

Удар попал в цель — Рауль побелел, как полотно, и отшатнулся.

— Это был вопрос семейной чести…

— О, да, я знаю. Твой брат мне все объяснил. Хорошая, целомудренная, дорогостоящая и высококлассная жена — это для семейной чести. А мое тело, мое доверие и моя любовь — это для невинного здорового секса. Ха! И этот человек еще что-то говорит о чести!!!

Теперь у Рауля побелели губы.

— Не пытайся перевести разговор на меня. То, что я с тобой… что мы… это было ужасно, да — но это не преступление!

— О, конечно! Никто ведь не умер.

— Вот именно! А то, что сделала ты… мой брат был потрясен твоим поступком! Он покончил с собой, потому что не смог перенести такого позора…

— Это ложь!

— Ты виновна, Саманта. Виновна по всем пунктам. И я не могу и не хочу испытывать к тебе хоть каплю сочувствия. Моя семья значит для меня все — а ты погубила моего брата.

— Нет!

— Да! Я все знаю. Ты потребовала развода, и он не пережил…

Саманта закрыла глаза. Бесполезно говорить с тем, кто уже все для себя решил. Рауль придумал себе красивую, благородную картинку в духе Гойи и Веласкеса — и Саманта на этой картинке где-то в левом нижнем углу, там, где черти, ад и грешники. Он ведь даже не представляет, каким адом на самом деле был брак с его братом…

— Рауль, я…

— Я не хочу больше тебя слушать. Твои оправдания… я понимаю, тебе хочется оправдаться, но давай смотреть правде в глаза: ты хотела отомстить мне за мой брак — и ты это сделала. Даже с лихвой. Тебе вполне удалось превратить мою жизнь и жизнь моей семьи в ад.

Саманта со стоном закрыла лицо руками. Все ее надежды рушились — ей не удастся переубедить Рауля. Ни в чем. Горячий южный темперамент плюс преданность своей семье — в его глазах она дважды предательница. И он хочет отомстить — а что может быть лучше, чем забрать у нее дочь?

— Рауль, ты должен меняя выслушать! Я действительно ни в чем не виновата…

— Как и все твои соседки.

— Да нет же, я…

— Хватит, Саманта. Ты была коммерческим директором подразделения! Карлос был влюблен в тебя, он бы и президентом банка сделал, если б смог.

— Да в том-то и дело, он специально меня им сделал, только на бумаге…

— Прекрати! Хорошо, что ты за стеклом. Я мог бы не выдержать и ударить тебя! Хочешь свалить всю вину на мертвеца? Бессовестная, лживая дрянь. Хоть раз ты подумала о тех людях, которые живут только на проценты от своих сбережений? Моей семье понадобятся годы, чтобы расплатиться со всеми, не говоря уж о репутации, которую восстанавливать гораздо дольше и гораздо сложнее.

Саманта покачнулась на стуле. Силы внезапно оставили ее. Ненависть, горевшая в черных глазах Рауля, убивала, не давала дышать.

Он наклонился ближе, почти зашептал в трубку, не сводя с нее горящих глаз:

— Когда-то мы были любовниками. Твое тело горело в моих руках, мы сливались воедино, и нам казалось, что это и есть — рай…

— Пощади, Рауль.

— Так вот, я хочу, чтобы ты знала: мне противно вспоминать об этом. Я никогда не подошел бы к тебе и на милю, если бы мог предположить, что под внешностью ангела скрывается такая лживая, подлая тварь, даже после приговора пытающаяся очернить память человека, которого уже нет на земле!

Саманта закрыла глаза. На мгновение показалось, что вокруг наступила тишина — полная, звенящая, душная… Умолк гул зала свиданий, умолкли все звуки за окном, умолкло все — осталась только вязкая, странная тишина — и гулкие, словно удары церковного колокола, слова Рауля…

Осталось одно, последнее, что может решить ее судьбу и судьбу ее дочери.

— Рауль. Ненавидь меня, презирай, проклинай. Забудь вообще о моем существовании, если это принесет тебе облегчение. Все, что угодно. Только не отбирай у меня дочь. Верни мне моего ребенка.

— Нет и миллион раз нет. Я не допущу, чтобы дочь Карлоса выросла в тюрьме под присмотром какой-нибудь грязной бабы. Забудь о ней, Саманта. Ее даже нет на материке. Прощай.

Он поднялся, чтобы уйти, а Саманта не сделала ни единого движения, чтобы остановить его, слишком потрясенная услышанным. Ее девочка… ее увезли на Форментеру! Он все-таки добился того, что ему ее отдали!

Только не сойди с ума прямо сейчас.

— Ты — чудовище, Рауль.

— Да неужели? А ты? Что за мать ты, Саманта? Хоть раз ты подумала о дочери, устраивая свои грязные козни? Задумалась, что будет с ней, если твое мошенничество выйдет наружу? О, нет, твоя жажда мести и наживы была слишком сильна, тебе стало просто наплевать на тех, кто рядом.

— Я люблю ее.

— А я о ней забочусь. Она останется со мной. Собственно, об этом я и пришел тебе сообщить — все остальное дурацкая лирика. Девочка в полном порядке, о ней хорошо заботятся, и так будет и впредь. Она вырастет умной, хорошо воспитанной и честной. Не такой, как ее мать.

Саманта криво усмехнулась серыми губами.

— Как это… разумно. Это все, что ты можешь ей дать?

— Это больше, чем дала бы ей ты.

Другая женщина вырастит ее дочь. Другая будет читать сказки на ночь…

— А любовь, Рауль?

Он осторожно опустил трубку на рычажки, выпрямился и посмотрел на Саманту сквозь стекло. Она выдержала его взгляд, потому что ей было уже почти все равно…

А потом он приблизился к стеклу, положил на него ладонь и произнес — беззвучно, но вполне ясно — всего одно слово.

НЕНАВИЖУ…

Она не помнила, как дошла до камеры. Где-то в груди разгоралась боль, жаркая и острая, словно раскаленный гвоздь, воткнутый прямо в живое, и без того измученное тело…

Когда новенькая и на третий день отказалась идти есть, соседки потребовали вызвать ей врача…