Джулия Тиммон - Не размениваясь по мелочам Страница 5

Терри, когда они вошли в игровую, закрыл личико руками и отвернулся к стене. Рассел, по-видимому уже смутно догадываясь, что стряслось, с тревогой посмотрел на него и приковал вопрошающий взгляд к Лесли. Они остановились у яркого желто-зелено-оранжевого пластмассового домика с дверью и окнами. Лесли, слишком озабоченная исходом разговора, страшно волновалась и до сих пор держала в своей руке руку Доусона. Какая она у него огромная и кожа жесткая-прежесткая, мелькнула в ее голове мысль, и, осознав, что держать за руку почти незнакомого мужчину более чем неуместно, даже неприлично, она тотчас разжала пальцы, будто вдруг обожглась.

– Ой!.. Простите, я сегодня сама не своя. Задумалась, вот и… – Приподняв руку и мысленно ругая себя за столь нелепое поведение, она засмеялась. – Ну вот, посмотрите. Терри стоял вон там, возле лабиринта. Эта девчонка – Стейси Эллисон, – вредина каких поискать! – подбежала к нему сзади и шлепнула медвежонком по голове.

– Зайцем, – не поворачиваясь поправил ее Терри.

– Ах да, зайцем. – Лесли взглянула на Рассела – он смотрел на нее внимательными усталыми глазами и не произносил ни слова. На миг ею овладел страх, но она отмахнулась от него, твердя себе, что надо до самого конца верить в лучшее. – Терри обозвал ее дурочкой.

– Набитой дурой, – снова поправил мальчик.

– Ну, это не столь важно. – Лесли глубоко вздохнула, готовясь рассказать самое страшное. – В общем, Стейси взбесилась и ударила его мотоциклом, который держала в другой руке…

– Мотоциклом? – Складки на лбу Рассела углубились.

– Игрушечным, естественно, – торопливо объяснила Лесли. – Пластмассовым. Она на нем катает своих лохматых кукол. Такие чудные дала им имена, просто в голове не укладывается. Каша и Простокваша… – Ей показалось, что в глазах Доусона блеснули смешинки, но, приглядевшись, она решила, что просто приняла желаемое за действительное. Не о куклах следовало говорить, а скорее рассказать все до конца. Доусон терпеливо ждал, а Терри так и стоял лицом к стене. Лесли вздохнула. – В общем, этим самым мотоциклом она его и ударила… Прямо в глаз…

– Что? – Рассел подбежал к племяннику, схватил его за плечико и повернул к себе лицом. По мордашке Терри с лилово-черным фонарем вокруг глаза расплылась улыбка.

Лесли взглянула на синяк и прикусила губу. Он как будто стал темнее и больше за то время, пока она сбивчиво и по-дурацки пыталась подготовить Доусона к такому удару. Нет, не суждено мне здесь работать, пришла ей в голову печальная мысль. Он завтра же утром заявит Патриции, что не желает доверять племянника такой растяпе и неумехе. Чего доброго вообще заберет Терри из нашего садика…

Молчание затягивалось. Лесли сознавала, что уже ничего не поправишь, но, сама не понимая для чего, продолжила рассказывать. Звонче прежнего.

– Я, когда услышала вопль, чуть сама не закричала! Поворачиваюсь и вижу: бедняжка Терри держится за глаз, а Стейси испуганно моргает и крутит головой – проверяет, кто стал свидетелем ее преступления. Тут все дети притихли, даже этот семилетний Билли остановился и опустил руку с проклятой подушкой. Я побежала искать лед, но его нигде не оказалось. Келли, когда вернулась минут через пять, сразу придумала, как быть: обернула полотенцем нераспечатанный брикет мороженого и приложила его к глазу Терри. Только было уже поздно, вот и появился такой синячище… – договорила она куда более тихо.

Рассел внимательно рассмотрел лицо племянника, отечески потрепал его по голове и взглянул на воспитательницу. Та затаила дыхание.

– И часто с вами такое случается, мисс Лесли?

– Да нет же, просто сегодня был этот школьник и Келли оставила их всех на меня, – запыхавшимся, будто от бега, голосом проговорила Лесли. – Вы не думайте, что я боюсь наказания. – Она расправила плечи и посмотрела собеседнику прямо в глаза, чтобы он не решил, будто его племянника воспитывает слабачка или трусиха. – Директор, ее зовут Патриция, будет завтра с утра, – стараясь говорить более медленно и спокойно, произнесла она. – Сама я с ней не поговорила. Во-первых, потому, что у нее сегодня было дел невпроворот, во-вторых… я уже сказала, что не чувствую себя виноватой. А в-третьих, мне ужасно не хочется терять эту работу.

– Неужели тут так много платят? – поинтересовался Рассел, слегка щуря глаза.

Лесли ответила не сразу. Сначала подавила вздыбившуюся волну гнева в душе.

– По-вашему, держаться за подобную работу можно только из-за денег? – спросила она, сверкая глазами.

Он как-то странно на нее посмотрел, словно ожидал услышать все что угодно, только не такие слова.

– За подобную – не знаю, – качая головой, задумчиво ответил он. – Никогда не был воспитателем.

– А за любую другую? – В Лесли проснулся горячий спорщик. Когда речь заходила о заработках, преуспеянии и жизненных ценностях, с некоторых пор она не могла оставаться спокойной. – Значит, вы полагаете, что за работу, если за нее неплохо платят, нужно и правильно держаться, несмотря ни на что? – Она тряхнула головой и, не дождавшись, что скажет Доусон, сама ответила на свой вопрос: – Конечно! В современном мире иначе не выжить. Деньги, выгода, почет, слава – вот что ценится прежде всего. А порядочным, честным и так далее можно только казаться, верно? Даже если кто-то и догадается, что большинство твоих добродетелей ложь, то не подаст виду. Так всем удобнее… – Она резко замолчала, сознавая, что спора не получается и что Доусона ее пылкие речи по меньшей мере озадачивают. По сути, ничего особенно страшного он не сказал. – Простите, – в который раз извинилась она, тяжело опускаясь на край игрушечного лабиринта. – Это я так, о своем.

Рассел внимательно в нее всматривался.

– Нет-нет… за что вы просите прощения?

– А-а… – Лесли махнула рукой и криво улыбнулась. – За все.

Он встрепенулся.

– Кстати… – Он похлопал по карману куртки рукой и извлек бумажник. – Я опоздал на целый час. Ребекка сказала, что надо платить по доллару за минуту, правильно?

Лесли растерялась. Деньги. Даже этот разговор обещал закончиться подсчетами. Она вдруг поймала себя на том, что, несмотря на мрачноватый вид и на то, что завтра по его милости ей могут дать от ворот поворот, этот серьезный, очень взрослый человек ей весьма и весьма приятен. Более того, казалось, что на столь отвратительные ей мелкие подлости, лизоблюдство и ложь он в отличие от многих не способен.

Глупости, сказала себе она. Таких людей почти не существует. Все хитрят и идут на сделки с совестью ради того, чтобы поуютнее устроиться в жизни. Ну, или девяносто девять человек из сотни.

Она стала внимательнее всматриваться в изгиб его довольно тонких плотно сжатых губ, в вертикальные морщинки на щеках и горизонтальные на лбу. Создавалось впечатление, что он носит в себе некую беду и бесконечно страдает.