Елена Арсеньева - И звезды любить умеют (новеллы) Страница 5

Все это, понятно, говорилось не открыто, а летало в виде ехидных, вкрадчивых шепотков. В изнасилование и беременность мало кто верил, а вот в то, что Варенька хотела с любовником бежать… Pourquoi pa[4]?

Дошел слушок и до великого князя Михаила Павловича, который ему не поверил, однако с удовольствием пересказал во дворце.

Между тем миновал почти год работы «девицы Асенковой» на сцене. Контракт истекал, настала пора подумать о его возобновлении.

Александра Егоровна была женщина практическая. Она прекрасно понимала, что ее собственное дарование, и прежде-то весьма скромное, теперь совершенно затенено популярностью дочери. Именно заработок Вареньки стал главным доходом семьи. Отчего бы не попытаться этот доход увеличить? Варвара Асенкова — самая любимая актриса Петербурга. Ей надобно попросить прибавки к жалованью.

Она попросила. Но… Контракт с Асенковой на три года дирекция Императорских театров заключила, однако увеличить жалованье отказалась. Почему? Ведь публика ломилась на спектакли!

Окольным путем, далеко не сразу, но все же удалось разузнать, что управляющий конторой санкт-петербургских театров Киреев получил от заведующего репертуаром петербургской русской драматической труппы Зотова письмо следующего содержания:

«11 генваря 1836 г.

Милостивый государь Александр Дмитриевич!

По поданной от актрисы Асенковой-младшей просьбе Его Превосходительство[5] приказал объявить ей, что никакой прибавки сделано быть не может, ибо по собственному отзыву Государя Императора она никаких успехов не сделала.

С совершенным почтением честь имею быть Р. Зотов.

Письмо об Асенковой уничтожь. Директор приказал сослаться на министра, который велел ее оставить на прежнем положении».

Итак, император полагал, что как актриса Асенкова ни на шаг не продвинулась со времени своего дебюта, который так много обещал…

Кто его знает, может быть, Николай Павлович был прав. Не требовалось особого актерского мастерства, чтобы демонстрировать стройные ножки и бросать дерзкие реплики. Прелестный голос, великолепная память, которая позволяла Асенковой в сорок восемь часов выучить любую, самую сложную роль, неистовая работоспособность, помогающая выдержать три разных спектакля в день плюс их репетиции, — это у нее было всегда. Так же, как и очарование — непостижимое, победительное очарование, тот самый charme, о котором так любят говорить французы. Все это было дано Вареньке от природы, и она в водевилях беспощадно эксплуатировала свое природное богатство. Быть может, предложи ей дирекция более серьезные, более глубокие роли, она и блеснула бы… Хотя, может быть, и нет. Если говорить о «серьезных» комедиях, то в «Горе от ума» Асенкова весьма мило сыграла незначительную роль госпожи Горич, однако Гоголь счел постановку своего «Ревизора» в Александринке провальной: понравилась ему только игра Сосницкого — Городничего, а Дюр — Хлестаков и Асенкова — Марья Антоновна вызвали его раздражение.

И все же напрасно так уж сильно осерчал Николай Павлович. А он именно что осерчал — из-за вольных реплик брата. Из-за того, что Варенька — чистый ангел, о котором император порою вспоминал с затаенной нежностью, — позволила покуситься на себя какому-то немытому абреку! И разве только ему? Николаю Павловичу было известно о толпах поклонников Асенковой, о повальном увлечении молодых петербуржцев прелестной актрисой. Да разве только молодых? Почему артисточка ведет себя так, что первому кавалеру государства приходится ее ревновать?!

А роман с Николаем Дюром? Асенкова что, не знает, кто такой этот Дюр? И если поговаривают об их связи, значит, она не просто испорченная, но и по-настоящему развратная девчонка!

Распалив себя такими мыслями до белого каления, Николай Павлович и ответил Гедеонову: не заслужила-де Асенкова повышения жалованья!

Ну что ж, даже великие люди порою бывают несправедливы, особенно когда речь идет о делах сердечных. Несправедливы и слепы, потому что усмотреть в отношениях Вареньки и Дюра любовную связь мог только… слепой!

Николай Дюр был ее партнером по сцене. Он был старше Вари на десять лет, и его уже прозвали королем водевиля к тому времени, как она впервые ступила на подмостки. В газете «Северная пчела» писали: «Водевиль, Дюр и Асенкова — три предмета, которые невозможно представить один без другого».

Изящный, стройный, белокурый, с яркими зелеными глазами, Дюр способен был свести с ума любую женщину, и если зрители стонали от восторга при виде Вареньки, то когда на сцене появлялся Николай Дюр, в зале явственно слышался звон от множества разбившихся дамских сердец.

Однако разбивались они совершенно напрасно.

Что и говорить, по силе обаяния и красоты Дюр мог вполне соперничать с умершим в 1817 году трагическим актером Алексеем Яковлевым, о котором еще не забыли знатоки театра. Правда, его красота была не столь мужественной, как у Яковлева, — более нежной. Обучаясь в Театральной школе, Дюр (его предки были обрусевшими французами) стал великолепным танцовщиком, однако балет казался ему довольно скучным занятием. Он начал пробовать себя в русских и французских комедиях, которые ставились на сцене учебного театра. Из-за удивительной мягкой спокойной красоты поручались ему в основном женские роли. Да и в самой его натуре было нечто женственное. А вот особы женского пола ему не слишком-то нравились, а если честно — не нравились вовсе. В него влюблялись все дамы напропалую, однако Дюр оставался им… другом, а скорее — подругой. Напропалую изображая удалую мужественность на сцене, блистательно фехтуя и покоряя в драмах и комедиях одну красотку за другой, он был совершенно другим в реальной жизни. Жизнь он вел замкнутую, уединенную, слыл чуть ли не анахоретом, отнюдь не спорил, когда кто-то (не по его ли просьбе?!) распустил слух, дескать, Дюр ударился в натуральные монахи, врачуя некогда разбитое сердце: он любил, и она любила, но смерть разлучила их… Словом, что-то в жанре мелодрамы.

Это было трогательно и мило — хранить верность умершей подруге. И в это верили довольно долго, однако слишком уж ярко вспыхивали глаза Дюра при виде высоченных, усатых, дерзких гусар… Прошелестел слушок, потом раздался шепоток, потом поползли сплетни… Наверняка никто ничего не знал, однако поговаривали о каком-то высокопоставленном покровителе или даже покровителях…

Кто-то в слухи верил и изображал брезгливость и оскорбленное достоинство. Кто-то не верил и горячо защищал имя Дюра. Кому-то было совершенно все равно — как, например, Варе Асенковой. Театральная среда — грязная среда, что и говорить, однако к чистому грязь не пристанет. Варенька полагала Николая Дюра как бы не от мира сего, она ведь и сама была совершенно такая же, со своим тайным поклонением солнцу… Ей нравилось верить, будто Дюр способен на вечную любовь и верность, и тем более нравилось, что с ней Дюр держал себя верным рыцарем и братом.