Маргарет Майо - Уйди из моей жизни Страница 5

— Что тебе сказали родители, когда ты вернулась домой? Твоя мать, наверное, была вне себя от радости?

— Она лишь полагала, что мы были слишком молоды, — примирительно возразила Даниэлла.

— Действительно? — Он не мог скрыть сарказма. Возможно, это была только часть правды. Он ведь никогда не нравился ее матери — это было ясно как дважды два. И она не одобряла брака своей единственной дочери со студентом без гроша в кармане. Она считала его высокомерным и самовлюбленным выскочкой и настаивала на более выгодной партии для Даниэллы. Миссис Тэйлор-Гарнхэм была снобом до мозга костей. Муж находился у нее под каблуком и не имел права голоса — все решала жена.

— А что сказали твои родители? — задала она встречный вопрос.

Он пожал плечами.

— Они сожалели, что все так получилось. А говорили то, что обычно говорят в таких случаях родители: «Вы, молодые, никогда не слушаете, что вам советуют» и прочее. Но когда я сказал, что собираюсь вернуться в университет, они пришли в восторг. Сейчас они в Америке, в прошлом году уехали к дяде Джо. Так почему ты все-таки не закончила учебу?

— У меня были на то причины, — тихо произнесла Даниэлла.

Он заметил, что она при этом старалась не смотреть ему в глаза.

— Ты имеешь в виду, что учебе предпочла работу?

— Что-то вроде этого, — согласилась она.

— А еще нашла себе богатого мужика и решила развестись со мной, да? — Тут он не смог скрыть горечи.

— Все было совсем не так, — защищаясь, возразила она.

— Так я и поверил, — огрызнулся Байрон. — Ты пожертвовала своим счастьем ради денег? — Всю их совместную жизнь Элли говорила о деньгах, точнее, об их нехватке. Но он и представить себе не мог, что они так много для нее значили.

Как только Байрон закончил университет и получил работу, он снова принялся разыскивать Даниэллу. Теперь у него были хорошие перспективы, и он мог бы предложить ей уже что-то большее. К тому же он продолжал любить Даниэллу. Но она вышла замуж. Это известие невероятно его потрясло. А когда он узнал, как она живет — большой дом, лошади, модные автомобили, — его боль стала нестерпимой: ведь все это они когда-то планировали вместе!

— Что это, Байрон, допрос с пристрастием?

— Я только хочу знать. — Воспоминания разрывали его сердце; он снова злился на то, как несправедливо она с ним поступила. — Это важно для меня.

— Почему? — резко спросила Даниэлла.

— Разве не ясно? — Его серые глаза опасно сверкали. — По твоим словам, все наши проблемы были из-за денег; ты говорила, что в них — корень зла.

— Это только часть правды, но не вся. Наши родители правы — мы были слишком молоды. Мы все время думали только о себе, каждый из нас хотел иметь свою собственную жизнь. Мы с тобой были абсолютными эгоистами.

— Эгоистами? — спросил Байрон, приподнимая бровь от удивления, хотя знал, что она права. Они действительно были слишком молоды, и ни один из них не был готов к браку. Они не представляли себе, сколько нужно денег, чтобы вести дом. Им следовало бы прислушаться к совету родителей и повременить с браком хотя бы до тех пор, пока оба не закончат образование и не получат приличную работу.

— На самом деле, — сказала Даниэлла, отвечая на один из его первых вопросов, — я счастлива, чрезвычайно счастлива. — И она искусно направила разговор в другое русло, добавив: — А ты?

Был ли он счастлив? Байрон никогда не задавал себе этот вопрос. Когда он узнал, что Даниэлла снова вышла замуж, он долго не мог прийти в себя от шока. Именно тогда он стал путаться с кем попало, много пить и в итоге ужасно запустил все свои дела.

Но постепенно начал приходить в чувство, убедив себя, что Элли не стоит всех его сердечных мук. И он себя уговорил: ему стало опять хорошо. Но означало ли это, что он был счастлив?

— Ну, у меня хорошая жизнь, — сдался Байрон.

— Но ведь это не единственная ее характеристика?

Он скривил губы.

— Может быть, мне неинтересно. А может быть, все дело в конкретном человеке, погубившем меня для другой жизни. — Это было правдой. Он так никогда больше и не встретил женщину, которая смогла бы захватить его сердце в плен так, как это сделала Даниэлла. Да, была, конечно, Сэм, и она ему очень нравилась, но он не любил ее — не любил так, как любил Даниэллу. Сэм была скорее другом, товарищем, приятелем. Тем человеком, с которым Байрон мог поговорить…

Даниэлла недоверчиво нахмурилась.

— Уж не намекаешь ли ты, что твое холостяцкое положение позволяет тебе веста себя со мной так, как тебе захочется?

— Я говорю вовсе не об этом, — возразил Байрон. Он должен быть осторожен — ведь и так уже выдал слишком много своих тайн.

— Тогда о чем?

— О том, что в данный момент доволен тем, как развиваются события. — Явная ложь. Он был доволен двадцать четыре часа назад, но с того времени, как увидел ее и заговорил, — нет. Так много воспоминаний всплыло на поверхность, что в его мыслях теперь царил полный хаос. Он и не представлял себе, к чему все это может привести.

— Газеты пишут, что ты — второй Джозеф О'Фланери.

У Байрона исказилось лицо. Он отлично представлял, как пресса способна все преувеличивать.

— Я ничего об этом не знаю. О'Фланери был одним из самых выдающихся архитекторов, которые когда-либо жили. Мне посчастливилось с ним работать. Когда он умер, мне предлагали остаться в его фирме, но я решил работать самостоятельно.

— И сейчас у тебя международное признание, известность. И все благодаря удаче, твоему дару предвидения и твоим фантастическим идеям. Ты пользуешься большим спросом, Байрон. Ты должен быть этим очень доволен. Если бы мы с тобой тогда не развелись, ты бы никогда не осуществил свои замыслы.

— В один прекрасный день я бы своего добился, — возразил Байрон. — Так ты следила за моей жизнью? — Эта мысль была ему приятно.

— Все это я прочитала в газетах. Где ты сейчас живешь?

То, что она задавала вопросы, обнадеживало. По крайней мере это доказывало, что он все-таки ей немного интересен.

— Основной мой дом в Лондоне — квартира в Мэйда-Вэйл. Кроме того, у меня есть небольшая квартира во Франции, так как я много работаю в Европе, и домик для отдыха на Санта-Лючии. — Больше всего на свете он хотел бы увезти ее туда, чтобы вместе с ней поплавать в кристально чистой воде, посидеть под звездами, чтобы быть только с Элли — наедине лишь с ней одной.

Он увидел, как поднялись ее брови, выражая одновременно удивление и удовольствие. На какое-то мгновение он испугался: ведь она могла подумать, что он хвастается, и это могло ей не понравиться. Но его опасения были напрасны: ей понравилось то, что она услышала.