Белинда Джонс - Я люблю Капри Страница 6

— Я тебе заплачу. Это же не просто одолжение. Я хочу нанять тебя, чтобы ты переводила для меня и присмотрелась к делам, поговорила с Люка, поговорила с местными, помогла мне принять правильное решение.

— То есть если бы я сказала, что дело не выгорит, ты бы мне поверила?

— Да, — просто ответила мама.

Я была поражена — прежде она ни в одном деле не спрашивала моего мнения.

— Как долго?

— Неделю, может, две.

Слишком долго, сейчас я не могу себе этого представить.

— Где мы остановимся?

— Я нашла чудесный отель у Садов Августа.[8] Отель «Луна», — мечтательно говорит мама.

— То есть никаких родственников? — Это важно — я не могу выполнять родственный долг больше часа подряд.

— Никаких родственников.

— А то, что ты до этого говорила, про воспоминания, — это ведь не какое-то там духовное паломничество к твоим итальянским корням? — Прозвучало, конечно, несколько более покровительственно, чем я бы хотела, но я не поеду с ней, если мама все время будет стенать об утраченной родине и ушедшем отце.

Мама двигает ко мне поближе диванную подушку и берет меня за руку.

— Поехали со мной.

Я разрываюсь между своими опасениями и чувством долга. Кроме того, мне неприятно, когда мама меня трогает.

Я думаю, одна из ключевых причин, почему мы с Клео сошлись, заключалась в том, что она призналась — у нее тоже все сжимается внутри, когда мама подсаживается к ней слишком близко и начинает нежничать. Я никогда не говорила вслух ничего подобного, пока Клео это не озвучила первая. Со стороны кажется неправильным шарахаться от родительского внимания, когда многие дети совсем его лишены, но так уж мы с ней устроены. Мы попытались мыслить рационально — наши матери выносили нас, так что для них «слишком близко» не существует, но нас самих подобная близость неизбежно подавляет.

— Когда ты собираешься ехать? — спросила я. стараясь высвободить руку, которую она сжимала.

— Во вторник.

— В этот вторник?

— О, ужас.

Она кивает.

— Во вторник, который послезавтра? — Я лихорадочно ищу отговорку. — Я не могу, у меня встреча, я… — Я замолкаю, чтобы не сказать, что пропущу последнюю серию «Элли Макбил»,[9] хотя в моем списке приоритетов она занимает чуть ли не первое место.

Я не позволю тащить меня неизвестно куда, не дав и минуты на размышления. Мне нужно время, чтобы расшевелиться, — от перспективы резко сорваться с места меня слегка подташнивает. Я тут глубоко окопалась. Не уверена, что мне хочется выбраться из своего бункера и, щурясь, глядеть на солнце.

— Обдумай все до утра, встретимся завтра за обедом, — говорит мама, вставая.

Уже в дверях она удушающее обнимает меня и признается:

— Все бы отдала за такие пышные формы, как у тебя!

— Ну, это можно устроить, — отвечаю я. — То, что отсосут из меня, можно пересадить тебе…

Мама резко бледнеет и говорит:

— Ничего смешного, Ким. Тебя изувечат.

— Мне исправят фигуру, — возражаю я.

— Это кровь, шрамы и… — Мама заставляет себя замолчать. — Ладно. Увидимся завтра.

— Хорошо, — говорю я. — Только…

— Что?

— Можно мне получить буклет обратно? Мама пытается изобразить что-то вроде «Понятия не имею, о чем ты…», но понимает, что ее раскололи, и сердито открывает сумочку.

— Ты красива и такая, какая есть, — настаивает она, отдавая буклет.

— А что еще ты можешь сказать? — отвечаю я, почти вырывая у нее книжицу — так крепко она ее держит. — Ты же меня создала.

3

Я щелкаю замком и смотрю, как мамины туфли поворачивают налево и удаляются по тротуару. На какое-то время я отвлекаюсь, размышляя, носит ли сейчас хоть кто-то, кроме нее, темно-синие туфли, но тут я слышу, как Клео входит на кухню за моей спиной.

— Ты все слышала? — Я никак не могу прийти в себя.

Клео кивает.

— Что будешь делать?

— Ну, не знаю, — хнычу я. — Я же ее родная дочь, значит, это мой долг. Понимаешь, у нее только что умер отец и все такое.

— Иными словами, если ты не поедешь, будешь чувствовать себя виноватой, — подводит итог Клео.

— Но кроме этого, есть ли хоть какой-то смысл ехать? Будет как всегда, когда мы куда-то едем вместе, — стоит ей найти себе мужика, и она меня тут же бросает. От подруги это еще можно ожидать, но не от собственной же матери…

Согласно тенденциям современной моды, любимое хобби моей матери — мужчины. Ей их всегда мало. Если кому-то и удастся собрать мужской гарем — это точно будет она. Даже если мужчина знает, что моя мама встречается не только с ним, он приходит снова и снова, — вот таким магнетизмом она обладает. Даже если мы встречаем мужчин моего возраста, они завороженно пялят глаза на нее, а не на меня. И чем больше внимания она завоевывает, тем ярче сияет. А чем ярче сияет она, тем более тусклой и невыразительной выгляжу на ее фоне я. Помню, в Ницце мы с ней вместе пошли в ночной клуб — это был последний раз, когда мы отдыхали «всей семьей». Я глаз не могла отвести от одного парня, и когда он вдруг направился к нам, я не могла поверить своему счастью. А он пригласил на танец маму. Плохо быть довеском при красивой подружке, но когда тебя затмевает собственная мать!.. Как сейчас помню всю горечь разочарования — я смотрела, как они танцуют, и не могла сдержать слез. У нее уже был тогда парень, и получить вот так запросто еще одного, когда у меня никого нет, — это было просто нечестно. Особенно если учесть, что я знала, как мало значит для нее этот танец. Мне часто кажется, что ее вообще не очень интересуют мужчины, с которыми она флиртует, — она клеит их просто так, от нечего делать.

Клео садится рядом на диван.

— У нее не будет времени на мужиков, ей придется разбираться с магазином.

— Клео, Клео, это Земля, прием! Да мама на смертном одре переспит сначала с доктором, а потом и с исповедником.

— Aгa, и со всеми некровными родственниками, ты права, — соглашается Клео.

— На мужчин у нее всегда время есть, а в Италии — тем более! Да ухажеры будут роиться вокруг нее, будто она — ароматный цветок. Я была бы не против, но она почему-то считает себя обязанной выходить за них замуж.

Бабушка Кармела присутствовала только на первой ее свадьбе — мама тогда вышла за моего отца, Хью; бабушка сказала, что остальные не считаются. Я ходила на все, и каждый раз надеялась, что мама опомнится прежде, чем в очередной раз скажет «Согласна». Уверена, текст службы нужно изменить: «Пока смерть — или еще кто-нибудь — не разлучит нас». Был у нее один приличный тип. Похож на Дэвида Найвена — я его просто обожала. Он поселился с нами, когда мне было тринадцать, и почти шесть лет он был мне вместо отца. Разрыв случился без предупреждения, когда оказалось, что мама уже полтора года встречается с другим человеком. Я поверить не могла, что она ведет еще одну, совершенно отдельную жизнь, и ни словом мне об этом не обмолвилась. Когда она рассказала мне, что происходит, я почувствовала, что совсем ее не знаю. А когда мама объявила, что переезжает к этому другому человеку, я была поражена, что она даже не спросила моего мнения. Мое мнение, мое одобрение совсем ничего не значат? Разве не понятно, что это влияет и на мою жизнь тоже? Что я опять потеряла отца? Разве это не важно?