Джулия Тиммон - На край света Страница 6

Мелани снисходительно смеется.

— В чем в чем, дорогая моя, а в этом ты очень предсказуема. Если тебя нет ни на работе, ни дома, тем более если ты выключаешь телефон, значит, ты торчишь на этой скамейке в твоем любимом сквере.

— Я не приходила сюда целых два месяца, — возражаю я. — И потом запросто могла оказаться не на этой скамейке, а в каком угодно другом месте.

— Однако не оказалась, — многозначительно поводя бровью, замечает Мелани.

— Значит, это ты звонила?

— Значит, я.

Я открываю коробку, достаю бутерброд и откусываю кусок. Это она верно угадала: я с самого утра, если не считать ту конфету с карамелькой, крошки в рот не брала.

— Если бы ты явилась сюда часа на полтора раньше, то меня бы здесь не было.

— Тогда ты была бы у себя в конторе. Я, как обычно, не стала бы тебе мешать и подождала бы тебя внизу в компании с пирожным и молочным коктейлем.

На первом этаже в том здании, где я снимаю офисное помещение, расположено премилое кафе с огромным выбором кондитерских вкусностей. Иногда мне кажется, что Мелани так часто наведывается ко мне в агентство отнюдь не из-за меня, а из-за возможности попробовать очередное бисквитно-кремовое чудо. Полакомиться она всегда не прочь. На ее фигуре это никак не сказывается, хоть и худенькой она в жизни не была и всегда могла похвастать полной грудью и отнюдь не мальчишескими бедрами. Лично я предпочитаю быть более легкой и подвижной, да и Себастьян любит миниатюрных женщин. Остин же гордится округлостями Мелани.

— А вот и нет, — говорю я. — В конторе меня бы не было. Сегодня я ездила в гости.

— В гости? — изумленно переспрашивает Мелани, открывая для меня стаканчик с кофе. Она такая со школьных времен: ее хлебом не корми, дай побыть чьей-нибудь заботливой мамочкой. — Посреди дня?

Рассказываю ей о визите к брату. Мелани сначала морщится, выражая недоверие к Саре, которую видела единственный раз в жизни. Потом недоуменно кривит рот, потом озадаченно трет висок.

— Ваш Бобби — и счастлив возиться с детьми? — задумчиво произносит она. — Даже представить себе не могу…

— Да, слишком это необычно, — говорю я, глядя на зелень деревьев перед собой. Дождь закончился и снова выглядывает солнце. Влажные листья празднично поблескивают. — Я все раздумываю, надолго ли это?

— Что? — не понимает Мелани. — Их любовь? Безоблачное счастье? Пей, а то совсем остынет, — добавляет она, всовывая мне в руку стаканчик.

— Любовь, счастье, доверие и, самое главное, этот восторг Бобби от новой, очень уж семейной жизни. — Делаю небольшой глоток кофе.

— Не знаю. — Мелани пожимает плечами. — Думаешь, такого не бывает?

— Лично я с подобным не сталкивалась. Мне кажется, если уж человек, скажем, по натуре лентяй, тогда как бы он ни старался быть работящим, рано или поздно махнет на все рукой и продолжит бездельничать.

— По-твоему, Бобби позабавится, позабавится с детишками и опять ударится в разгул? — недоверчиво спрашивает Мелани.

— Не дай бог! — со вздохом произношу я. — Но ведь не зря говорят: горбатого могила исправит…

— А если он и правда только прикидывался горбатым, потому что без этой Сары ему было ужасно одиноко и неуютно? — спрашивает Мелани исполненным надежды голосом, будто речь о ее брате, которого у нее никогда не было. — Что, если только с ней он смог распрямить спину и больше всем сердцем не желает сгибаться?

Медленно киваю и мечтательно протягиваю:

— Как было бы хорошо.

Мелани ободряюще похлопывает меня по плечу.

— Будем надеяться на лучшее. А время покажет.

— Да.

— Ты мне лучше про себя расскажи, — произносит она таким тоном, что мне начинает казаться, будто я попала в западню.

— Что? — спрашиваю я, не глядя на подругу и прикидываясь, что я ничего не понимаю.

— Как это что? — мягко, но настойчиво говорит Мелани. — Ты в последнее время сама не своя. Работаешь как ненормальная, вечерами сидишь дома, в Нью-Йорк больше не ездишь, скрытничаешь, отмалчиваешься… Вы что, поругались с Себастьяном?

— Нет, — не очень убедительным тоном отвечаю я. — С чего ты взяла? — Я ненатурально смеюсь.

— Меня не проведешь, Джой! — строго восклицает Мелани. — Рассказывай, что у вас стряслось! Самой же станет легче, — более ласково добавляет она.

О том, что приключилось у нас с Себастьяном, я не рассказывала ни единой живой душе. Потому что мне все время кажется, что, если я хотя бы заикнусь об этом, тогда все сложится наихудшим образом и сбудутся самые мрачные мои опасения. Кашляю.

— Ничего у нас не стряслось… — произношу до противного жалобным голосом. Иначе, увы, не получается.

— Врешь! — с безжалостной твердостью заявляет Мелани. — Наверняка именно поэтому вы и со свадьбой решили повременить.

С моих губ слетает тяжкий вздох.

— Не поэтому… Просто я вдруг очень ясно себе представила, что буду вынуждена закрыть агентство, проститься с клиентами, к которым так привыкла, со знакомыми, с тобой… Придется переехать в другую страну, попасть в зависимость от Себастьяна…

— В каком смысле? — возмущенно спрашивает Мелани.

— В обыкновенном. Понимаешь, он… — Спотыкаюсь, ибо подсознательно желаю смягчить требования жениха, чтобы мнение о нем Мелани не ухудшилось. Мучительно подбираю нужные слова. — Он аккуратными намеками дает мне понять, что хочет сразу обзавестись детьми…

— Что значит «детьми»? — спрашивает Мелани. — Желает, чтобы ты сразу родила ему тройню?

Усмехаюсь.

— Нет, конечно. Сначала одного, потом, годика через два, другого, потом третьего…

— Тоже годика через два? — негодующе пыхтя, спрашивает Мелани. Она невзлюбила Себастьяна с самого первого дня, а когда я стала с ним встречаться, буквально заставляла себя не отпускать в его адрес грубые шуточки и насмешливые комментарии.

— Ну да… — я безуспешно стараюсь делать вид, что отношусь к пожеланиям жениха с пониманием, — он мечтает о большой семье, говорит, что уже сейчас в состоянии обеспечивать жену и детей. Ему в детстве не хватало ни развлечений, ни дорогих игрушек, ни братьев с сестрами.

— Угу, — произносит Мелани, и я слышу по ее голосу, что она вот-вот обрушится на Себастьяна потоком бранных слов. — И сколько же ему надо отпрысков?

Повожу плечом, не глядя на нее, чтобы она не видела своим матерински зорким глазом страдания в моем взгляде.

— Пять.

— Пять?! — Мелани присвистывает. — И рожать ты их должна через каждые два года?!

— Да, через два-три. По мнению Себастьяна, не слишком это хорошо, когда разница между первым и вторым ребенком лет десять — пятнадцать. У таких детей нет взаимопонимания, потому что это представители совершенно разных поколений.