Барбара Картленд - Призрак в Монте-Карло Страница 63

Однако его удержало чувство чести, воспитанное в нем многими поколениями его предков. Он заставил себя подождать, сначала закрыть дверь, ведущую в прошлое, и только потом распахнуть дверь в будущее. Он был уверен, что поступил правильно, но при воспоминании о красоте Мистраль, о том, как близко были ее губы, к которым он так и не прикоснулся, каждый нерв в его теле отзывался болью.

Оставив ее в «Отеле де Пари», он приказал кучеру везти себя на виллу «Де Роз». Невинный вопрос Мистраль напомнил ему о Виолетте, и он понял, что, оставив ее одну на лестнице ресторана «Де Флер», не дав ей никаких объяснений и не извинившись, он тем самым поступил по отношению к ней грубо. Но он совершенно забыл о ней, когда представил, что Мистраль похищена князем. Единственной его мыслью было спасти ее, руководившая им слепая ненависть как бы опустила завесу на его память.

Сейчас он должен извиниться перед Виолеттой и — что гораздо хуже — сказать ей правду. Ему будет довольно трудно объяснить не только свою любовь к Мистраль, но и тот факт, что он намеревается утром просить ее руки. Теперь он понимал, что никогда раньше не любил, и никогда не представлял, что любовь может так много значить в его жизни и что он способен на столь глубокое чувство.

Бесспорно, Виолетта привлекала его. Желание обладать ею охватило его с первой минуты их знакомства. Однако именно она сделала их отношения более глубокими и близкими. Именно она вела его все дальше и дальше по лабиринту его страсти до тех пор, пока — еще чуть-чуть, и стало бы поздно — он не обнаружил выход из этого лабиринта, выход, который ранее был закрыт для него.

Он никогда не хотел, чтобы у них с Виолеттой были такие отношения. В его намерения не входило ничего серьезного, когда на балу у Девонширов он без всякой задней мысли вписал свое имя в бальную карточку Виолетты, не оставив ни одной свободной клеточки, и когда с видом бывалого донжуана принялся флиртовать с ней. Уже позже, много позже он стал догадываться, что Виолетта влюбилась в него, и только раздражавшие его упреки и нотации матери привели к тому, что в нем взыграл дух противоречия и он, решив проявить открытое неповиновение, начал задумываться о том, чтобы сделать Виолетте предложение.

К тому времени он уже был отравлен ее презрением и безразличием к традициям и моральным устоям общества. До встречи с Виолеттой он всегда поступал так, как ожидали от него окружающие, его педантичность и приверженность правилам сделали бы честь и более зрелому мужчине. Но после нескольких недель общения в Виолеттой он ощутил, как внутри его поднимается волна протеста, как все в нем восстает против злых языков их знакомых, которые все без исключения, предчувствуя недоброе, предупреждали его о неизбежности падения. Если им так хочется о чем-нибудь посплетничать, он предоставит им такую возможность, решил он.

Но в глубине души сэр Роберт понимал, что Виолетта очень далека от того идеала женщины и жены, который он создал в своих мечтах. Он представлял, что его женой станет женщина, которая полюбит Шеврон и которая будет чувствовать себя там счастливой; и что Шеврон полюбит и примет его жену. И хотя он яростно сопротивлялся своей матери и тем, кто высказывал свое мнение о Виолетте, он знал, что они правы. Он не мог привезти в Шеврон разведенную женщину, он не мог представить ее как пример для подражания тем, кто доверял и уважал его.

И все же он продолжал играть с огнем, охваченный желанием, как и многие мужчины до него, обладать и Шевроном, и Виолеттой, успокаивая свою совесть тем, что Виолетта — несерьезный человек, что ее любовь к нему так же легка и мимолетна, как и его к ней. Теперь же его охватил страх, который нарастал с каждой минутой, приближавшей его к вилле «Де Роз».

Открыв дверь своим ключом, он с облегчением увидел, что в гостиной горит свет: значит, Виолетта еще не ушла в спальню. Она сидела и писала, когда он вошел. Она встала, и он заметил, что вечернее платье, которое было на ней сегодня, она сменила на пеньюар из мягкой, ниспадающей глубокими складками ткани. Единственным ее украшением был букетик искусственных роз, приколотый к груди. Она была бледна.

— Я знала, что ты придешь, — тихо проговорила она.

— А как же! Я должен извиниться.

Его голос звучал твердо, но когда он поднял на нее глаза, она увидела в них то, чего никогда не было. У Виолетты перехватило дыхание. Страхи и беспокойство, обуревавшие ее в течение последних нескольких часов, навалились на нее с новой силой, превратившись в страшное оружие, которое нанесло ей удар в самое сердце.

Она уже знала правду, для этого не потребовалось никаких объяснений. Единственным ее желанием было умереть прежде, чем слова слетят с губ Роберта.

Но выдержка, воспитанная несколькими поколениями благородных предков Виолетты, помогла ей подавить дрожь в голосе и спросить с наигранной легкостью:

— Хочешь что-нибудь выпить, Роберт? Ты, должно быть, страшно устал за то время, что я тебя не видела.

— Спасибо.

В голосе Роберта слышалась искренняя благодарность. Он подошел к столику и налил себе виски с содовой. Он был признателен ей за то, что она дала ему минутную передышку, что она спокойна и не устраивает сцен.

Ему даже в голову не приходило, что, наблюдая, как он идет по комнате, любуясь его широкими плечами, гордо поднятой головой, красивым лицом, она сдерживает страстное желание броситься в его объятия и рассказать ему о своей любви. Внутренний голос подсказывал ей, что именно так и следует поступить: обвиться вокруг него, заставить его понять, как велика ее любовь, своей страстью разбудить его страсть. Один раз она разожгла в нем желание, почему бы ей не сделать это еще раз?

Но она с отвращением отбросила эту мысль. Потом, как будто ее искушал сам дьявол, Виолетта решила, что есть другой способ удержать Роберта: воззвать к его гордости, к его порядочности. Нужно всего лишь прямо заявить ему, что он скомпрометировал ее и что, только сделав ее своей женой, он сможет восстановить ее доброе имя в глазах общества. Она была уверена: стоит ей сказать ему об этом — и он тут же женится на ней. Роберт истинный джентльмен, он не бросит ее в беде.

Но, к сожалению, с тоской подумала Виолетта, она не может поступиться своими принципами. Ни она, ни Роберт никогда не будут прибегать к шантажу. И у нее, и у Роберта есть гордость.

Держа в руке стакан, Роберт подошел к камину и встал рядом с Виолеттой. Она знала, что он нервничает. Было нечто трогательное в том, что сэр Роберт Стенфорд Шевронский переживает из-за нее. Она была знакома со многими проявлениями его настроения, она знала, какие эмоции могут владеть им, но никогда раньше она не видела, чтобы он чего-то боялся, чтобы он нервничал или смущался. Теперь же его обуревали именно эти — и, к сожалению, никакие другие — чувства.