Трейси Вульфф - Испытай меня возбуждением (ЛП) Страница 7

— Ты обещаешь? — требует она. — Потому что мама сошла с ума и даже не разрешает мне вставать с постели. Я схожу с ума здесь.

— Она не сумасшедшая. Она просто… слишком опекающая. Тебе сделали серьёзную операцию меньше недели назад.

— И я отлично с ней справилась! — фыркает Люси. — Как я справлялась со всем остальным. Но мы все прекрасно понимаем, что это ничего не значит, что это просто отсрочивает неизбежное. И я не хочу провести остаток моей неизбежности, валяясь в постели, когда могу заниматься делом!

Это удар под дых, слышать, как легкомысленно она говорит о собственной смерти. Часть меня — прекрасно знает, и не отрицает, что сестра борется с этой проклятой болезнью всеми возможными способами. Люси так же здорова, как любой другой с тяжелым синдромом «хрустального человека» (прим. пер.: хрустальный человек или так называемая хрустальная болезнь — это синдром ломкости костей). Но есть и другая часть — та часть, которая удерживает меня в Вегасе, даже когда я хочу быть далеко-далеко отсюда, чтобы поддерживать её каждый раз, когда она об этом говорит. Каждый раз, когда мне приходится сталкиваться с тем, что моя младшая сестра не рядом со мной. Она далеко уже больше десяти лет.

— Знаю, знаю, — я успокаиваюсь, поглядывая на часы, пока иду прогулочным шагом через парковку. Уже почти два, чёрт побери, и если я хочу попасть домой, чтобы увидеть Люси, прежде чем туда вернётся мой отец, мне нужно поторопиться. Первым делом мне нужно пойти и забрать свою чёртову зарплату, но я провела всё утро в сети, просматривая объявления и пытаясь найти новую работу.

К сожалению, сейчас лето и большинство работодателей, которым я подхожу, даже если использую свою степень по философии «Вассара» и свою настоящую фамилию, уже приняли студентов колледжа, желающих провести свои летние каникулы на вечеринках Вегаса.

Всё это означает, что я в полной заднице, до тех пор, пока не соберусь бежать обратно к папочке за помощью. Что я категорически отказываюсь делать.

У меня есть немного сэкономленных денег, почти ничего, но достаточно, чтобы продержаться шесть недель без зарплаты. Два месяца, если я исключу мои еженедельные сеансы терапии, что в действительности я не хочу делать. Но учитывая альтернативу — возвращение домой с поджатым хвостом, несколько недель не видеть доктора Коллинз — это меньшая цена, которую придётся заплатить.

На улице 112 градусов (прим. пер.: имеется в виду 112 градусов по Фаренгейту — около 44 градусов по Цельсию) я потею, и когда добираюсь до отеля-казино, то на мгновение останавливаюсь прямо в дверях, чтобы насладиться прохладой кондиционера и попрощаться с сестрой.

Потом продолжаю свой путь через игровой зал с его мигающими огнями и звоном колокольчика игровых автоматов, направляясь к бухгалтерии, чтобы забрать свой чек. По моим подсчётам, я отработала примерно сорок восемь часов, всю неделю до моего пятидневного отгула, и ещё весь вчерашний день. Звучит довольно прилично, но на самом деле это не так, не тогда, когда ты думаешь о том, как долго продлится твой период без зарплаты и отсутствия чаевых, пока не найдёшь другую работу.

Думаю, это будет относительно быстрая процедура, в конце концов, я уволена. Не похоже, что они захотят обсуждать причины увольнения. Однако когда я попадаю в бухгалтерию, меня отправляют в отдел кадров, а когда добираюсь до отдела кадров, оттуда меня посылают наверх, в офис мистера Кейна.

Это совершенно выводит меня из себя. Я имею в виду, действительно. Да, я попала по-крупному, но удар был полностью заслуженным. Плюс, меня уже уволили, что, чёрт возьми, ещё может со мной сделать этот старик?

Я испытываю сильное желание уйти и послать к чёрту все дела. Но мне нужна зарплата — это единственное, что стоит между мной и моей просьбой денег у отца, и я бы предпочла раздеться у шеста, чем выпрашивать у него хоть цент. Не потому, что он не даст мне их, он даст. Проблема лишь в том, что папочка добавит к ним около миллиона условий в придачу, которые я должна буду выполнить. Мне потребовалось двадцать четыре года, чтобы избавиться от этих чёртовых пут и вернуть контроль над своей собственной жизнью и когда я это сделала, он был зол как чёрт. Я ни за что добровольно не надену их на себя.

К тому времени, когда я добираюсь до офиса мистера Кейна на тридцатом этаже, у меня начинает болеть живот. Не потому, что я нервничаю из-за встречи с большим боссом, я больше не нервничаю, но боюсь того, что он собирается мне сказать. Это Вегас и у этих ребят всё схвачено. Если он не захочет заплатить мне, потому что игрок вдруг решил подать в суд, или что-то другое, нет ничего, что я в состоянии с этим поделать. Не без адвоката, которого я в любом случае не могу себе позволить. И не тогда, когда именно я — та, кто так явно ошибся.

Не то, чтобы я собиралась признаться в этом ему или кому-либо ещё. Нет, мне нужна эта чёртова зарплата, и я не уйду отсюда без неё.

Когда я добираюсь до его офиса, то подхожу к секретарю — пожилой женщине с короткими волосами и кислым выражением лица, что напомнило мне монахиню Пресвятой Богородицы Лурдес. Как многие девушки я ходила в католическую школу в старшем классе, когда училась в средней школе. Она говорит мне, чтобы я присела, но я её игнорирую. Вместо этого, подхожу к окну и смотрю на расположившийся внизу квартал Стрип. Отсюда он выглядит почти очаровательно — грязь, порно брошюры и отчаяние кажутся на расстоянии в миллион миль от этого места.

Не могу вспомнить время, когда была далеко отсюда, время, когда блеск и гламур были всем, что я знала о Лас-Вегасе.

Но это было давно, и нет смысла оглядываться назад. Или, по крайней мере, такова моя философия и я её придерживаюсь. Как только я смогу забрать эту чёртову зарплату, то двинусь дальше.

Я настраиваю себя на долгое ожидание; не могу поверить, что Ричарду Кейну есть дело до уволенной официантки, но не проходит и пары минут, как монахиня в гражданской одежде говорит, что я могу войти.

Я поворачиваю голову к двери, ведущей в кабинет, в святая святых, но прежде чем успеваю дотронуться до ручки, она распахивается. И я вижу, как её открывает высокий, хорошо сложенный мужчина с широкими плечами. Человек, который стоит там, наверняка, не семидесятилетний мистер Кейн.

Наши глаза встречаются, когда я перешагиваю через порог, и тела соприкасаются в узком дверном проёме. Несколько долгих секунд я не могу думать, не могу дышать. Не могу делать ничего, кроме как смотреть, как в моём тщательно выстроенном плане не-упасть-в-грязь лицом, происходит сбой.

Не хочу, чтобы он увидел это, не могу позволить это увидеть, поэтому просто смотрю ему в лицо, прямо в глаза, как учила меня моя мама. Но в этот раз это не срабатывает. На сей раз всё ввергает меня в состояние шока. Не потому, что он развратник, как тот русский ублюдок прошлой ночью, а потому что безусловно, он не такой.