Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца Страница 7

Лиза закричала на нее, не сдерживаясь:

— О, ради всего святого! Еще слез мне тут не хватало! Вон с моих глаз! Ты же знаешь, Коринна, я никогда не разрешала тебе плакать, да еще по такому поводу! Рыдать о том, чего ты даже не знала! Какая глупость! Отправляйся немедленно к себе!

Девушка не двинулась с места. Мать повернулась к Дану:

— Вот видите, что вы натворили! Что, Джеррольд специально прислал вас сюда, чтобы не дать мне спокойно жить? Что он просил мне передать? Скажете вы, наконец, или нет? Я не хочу больше тратить на вас время.

Дан снова перевел взгляд на Лизу.

— Все, что отец хотел вам сказать, содержится вот в этом письме, — тихо произнес он, доставая из кармана конверт. — Я не хотел причинять вам неприятности. Хотя вы сами, похоже, никогда не задумывались, сколько горя принесли мне и отцу. Все эти годы я никак не мог совместить в своей душе идеал женщины, матери и жены с образом той, которая могла оставить такого человека, как мой отец, да еще с маленьким ребенком. Мне трудно было поверить, что вы сделали это по доброй воле, а не в силу обстоятельств, но теперь я вижу, что это было именно так. Вот ваше письмо!

Он протянул ей конверт, Лиза схватила его. И на ее лице мелькнуло странное выражение, а в глазах вспыхнул злой огонек.

— Достаточно я уже наслушалась ваших упреков! — резко бросила она и быстро вышла из комнаты.

Дан стоял, глядя на дверь, за которой она исчезла, словно ожидая, что Лиза вернется. А у окна все еще рыдала Коринна.

В комнате было совсем тихо, слышались только тихие судорожные всхлипывания. Через некоторое время Дан наконец очнулся и заметил, что она плачет. У него было ощущение, что он находится в чужой, незнакомой стране и не может привыкнуть к чуждым звукам и окружению.

Девушка сидела опустив голову и закрыв лицо руками — воплощение горя и отчаяния, — что никак не сочеталось с ее вызывающим нарядом. Ей сейчас подошло бы одеяние уличного беспризорника. Она казалась маленькой и трогательной, с яркими, спутанными волосами, на которые падал луч света из окна, — и сердце Дана вдруг переполнилось жалостью к ней. Сестра! Родная сестра! Такая расстроенная!

— Почему вы плачете? — спросил он одновременно с удивлением и заботой.

Она подняла на него залитое слезами лицо. Тушь растеклась, помада была смазана. Он смотрел на нее, ошеломленный, потом поспешно отвел взгляд, словно видеть ее такой было выше его сил.

Коринна заговорила тоненьким, жалобным голосом, в бессильной злости сжав кулачки.

— Все это ужасно! — Она передернула плечиками. — Чья-то мать! Чей-то отец! Ты приехал, и мы совсем не знаем друг друга. Меня все это бесит. У меня никогда не было отца! А мне он был так нужен! — Она снова спрятала лицо в ладони.

Дан подошел и встал рядом, положил руку на голову сестры и погладил ее по волосам.

— Сестра, прости, что я тебя расстроил.

Узкие плечики, содрогающиеся от злых рыданий, постепенно перестали вздрагивать, девушка подняла голову и с любопытством посмотрела на Дана, а потом вдруг спросила обиженно, как маленькая девочка:

— А тебе-то какое дело?

Лицо Дана озарилось бесконечной нежностью, и он вдруг заулыбался.

— Сам не знаю, — признался он. — Но мне есть до тебя дело. Может, потому, что ты моя сестра. А может, ради отца, которому было не все равно.

В глазах девушки зажглось жадное любопытство.

— Правда? Ему было не все равно? Он думал о нас? Ведь я не виновата, что не знала его. А почему ему было не все равно, как ты думаешь?

— О, я знаю отца. Мне так хочется рассказать тебе о нем. Только... здесь мы не сможем поговорить! — Он окинул взглядом неуютную комнату, потом посмотрел на Коринну. — Мне нужно рассказать тебе об отце. Иди умойся и переоденься, а то у тебя какой-то дикий вид! Надень что-нибудь скромное, и пойдем погуляем в парке, например, и я тебе расскажу, какой у нас был отец!

Никто никогда не говорил Коринне, что у нее дикий вид. Она задохнулась от возмущения, гнев боролся в ней с желанием узнать, что брат хотел рассказать ей. Девушка медленно поднялась, кулачками вытирая слезы, подошла к зеркалу и минуту пристально смотрела на себя. Потом со слегка смущенной улыбкой повернулась к Дану.

— Правда, вид у меня ужасный, — призналась девушка, взяла пачку сигарет с ближайшего столика и протянула Дану. — Бери, — сказала она, стараясь говорить смело. — Мне всегда становится легче, когда я покурю.

Дан отрицательно покачал головой:

— Спасибо, я не курю!

Она недоверчиво уставилась на него:

— Не куришь? — и, быстро повернувшись, вышла.

В смущении юноша остался стоять у окна и глядеть на улицу, размышляя о том, вернется Коринна или нет. Она ведь ничего не сказала. Сколько ее ждать? Может, сейчас придет мать и выпроводит его? Или лучше самому уйти, не дожидаясь неприятностей?

Нет, он не может так поступить. Он обещал сестре, что они пойдут гулять. Надо подождать еще...

Он бы удивился, если бы знал, как спешила Коринна. Она, которая не привыкла ничего делать сама, даже не позвала служанку и, запершись, приводила себя в порядок. Ее служанка тоже, наверное, удивилась бы, увидев, как быстро и ловко Коринна смывает косметику. Наконец она была готова. Наверное, ее странный братец решит теперь, что она по-дурацки выглядит без косметики!

Девушка выбрала узкий городской костюм, самый простой из всего, что у нее было, — ярко-синий, с такого же цвета шляпкой и белым шарфом. Самой себе она сейчас казалась чуть ли не монахиней — до того скромный у нее был вид.

Кинув напоследок хмурый взгляд на отражение в зеркале, она медленно направилась в гостиную.

Глава 3

Брюс Карбери тем временем направлялся на собеседование, от которого во многом зависело его будущее. Он тревожился, что будет волноваться, лихорадочно обдумывать, что и как сказать августейшей особе, которая согласилась принять его и рассмотреть его кандидатуру на вакантное место в возглавляемом ею очень крупном концерне. Но пока он шагал по улице на встречу, мысли его, как ни странно, были далеко. Брюс думал об испытаниях, что предстоят Дану Баррону.

Бедный Дан! Такой отличный парень, подумать только — какое горе он пережил!

А его отец — благородный человек во всех отношениях, — и его жизнь была омрачена! Брюс считал, что это довольно сурово — давать сыну неслыханное поручение — ехать к матери после стольких лет разлуки и при таких обстоятельствах! Нелегкое испытание!

Может быть, он чего-то не понимал, но, судя по рассказу Дана, не мог взять в толк, в чем же состоит его сыновний долг перед женщиной, бросившей его еще в младенчестве.