Серж Жонкур - Сколько раз приходит любовь Страница 7

Уходя от нее по ночной улице, я продолжаю слышать внутри себя этот тоненький голосок, который мне нашептывает, что это плохо, что это безнравственно — приходить так к женщине, а потом уходить. «Нельзя обмениваться телами, как игрушками, нельзя играть ими до часу ночи, это плохо, плохо, плохо, — говорит мне этот детский голосок, — когда-нибудь ты заплатишь за свое гадкое поведение — забирать себе мать в присутствии сына, ты за это заплатишь…» Я должен взять себя в руки, раскаяться.

Я плотнее запахиваю пальто и шагаю быстро, чтобы прогнать холод; я уговариваю себя, что вот он, мир, он в моем распоряжении, этот мир окружает меня, он полон других желаний, и я могу пользоваться ими по своему усмотрению. С ней у нас только тела, нам нравится так встречаться, мы безудержно набрасываемся друг на друга, без прелюдий, без помощи алкоголя — только что-нибудь освежающее, если жарко, а если холодно, мы согреваемся телами, мы только этим и занимаемся. Я ничем не рискую. Грех — это привилегия тех, кто думает об искуплении, я же от этого слишком далек, единственный настоящий риск — это простудиться или втянуться в игру, почему бы и нет?

Я иду по улице быстро, спешу к той, которая меня уже не ждет, уже легла, сон уже одурманил ее. Улицы промерзли, пешеходы встречаются редко, припозднившиеся или пьяненькие, все как обычно. Но кроме опьянения или опоздания каждый несет в себе свой кусочек бесконечности, погружен в свое временное измерение, в этот час можно подстеречь свою судьбу, скрасить свою участь, отступить от правил и смешаться с запоздалыми гуляками, которые бродят так же поздно, как и я, и несут свое одиночество. Что все мы здесь делаем? Я только прохожу, никто не видит меня, никто на меня не смотрит. Я тот, кто возвращается поздно, но трезвый и один, хотя тоска меня и сопровождает. Я проскальзываю между серыми фасадами, возвращаюсь без приключений, никого не трогаю, ускоряю шаг. Я занимался любовью с другой женщиной, я не люблю ее, она не любит меня, здесь нечего осуждать, нечего исправлять — все хорошо и все плохо. Я почти сбежал оттуда. У меня в голове крутится музыка, детская игрушка повторяет одну и ту же мелодию. Я бегу, я не переживаю — ничего страшного, ведь любовь не имеет с этим ничего общего. А у него уже прорезались зубы, и пирог съест он.

Так любишь, что увидеться

Мы встретились в Интернете, по крайней мере так говорится — встретились, хотя мы только переписывались, приближались друг к другу маленькими осторожными шажками, оставаясь каждый в своем укрытии, каждый за своим экраном, в безопасности; мы посылали друг другу сообщения, все более доверительные, все более срочные, и уже искали за словами лица друг друга.

Потом начали открываться по-настоящему, всё рассказывали друг другу в режиме Отправить/Ответить, всё посылали друг другу одним щелчком мыши — не было терпения ждать, единицей времени была секунда. И было радостью включить компьютер, проверить, есть ли новое сообщение, и каждый раз оно уже было. Любовь — это когда на свидание приходят двое… Мы всё рассказывали друг другу короткими фразами, не зная по-настоящему, с кем разговариваем. Не зная друг друга, мы открывали свои сердца, обменивались надеждами, всё поверяли друг другу, как сумасшедшие, не опасаясь довериться тени. Вначале, конечно, мы обменивались обычными деловыми посланиями, употребляя обычные формулы вежливости, потом от «искренне ваш» перешли к «с дружеским приветом», а от «дружеского привета» — к «целую»… Незаметно мы перешли к пространным темам о погоде, о здоровье, к намекам на личную жизнь; мы не слишком много раскрывали, но наши слова становились все более и более личными, откровенными, если не сказать интимными, в последние дни. И какой же образ возникал при этом перед нашими глазами? Мы обменялись фотографиями — я послал ей две свои лучшие из тех, которые у меня были: у всех найдутся такие, на которых свет сослужил хорошую службу. Фотографии — это всегда удобно, они фиксируют один момент, одно положение тела и не сообщают ничего окончательного; есть такие, которые могут ввести в заблуждение, на которых все кажутся красивыми, но… какова она настоящая? — я хочу сказать, в жизни? И в то же время почему это так важно?

Между нами все шло быстро, мы обнаруживали исключительно общие взгляды; моментальные электронные послания — это катализатор времени, ускоритель частиц, всё строится на легких признаках, дополняется фантазмами и воображением, и нет особой нужды заботиться о реальности, ведь чувства относятся к нематериальному, и электроника им прекрасно подходит — можно сказать, что она для этого и создана. Из-за одиночества мы стали по-настоящему близки, мы это чувствовали, и незаметно я влюбился в нее, общаясь только словами; это было прекрасно, мы не предлагали друг другу встретиться, наша связь существовала вне реального присутствия, наша история любви опережала нас. Но когда-то надо было все же пройти через это — встретиться, чтобы увидеться. Мы решили, что пришло время выпить по стаканчику в каком-нибудь нейтральном месте, по возможности спокойном, чтобы были посетители, но немного, чтобы не чувствовать себя растерянными в этой абсолютной новой ситуации — сначала полюбить, а потом встретиться.

Вот почему я сижу в этом кафе, в глубине, подальше от больших окон. Я пришел намного раньше, но не по расчету и даже не для того, чтобы избежать фатальной невежливости — опоздать на первое свидание, нет — скорее, из-за нетерпения, думая, что, опередив время, я увижу ее издали и больше ее разгадаю. Мне даже приходится признаться себе, что в какой-то момент я подумал: сидя подальше, в глубине, у меня будет возможность уйти, если вдруг… Ужасная мысль… Нет, я заранее знаю, что мы понравимся друг другу, что дверь откроется точно в назначенный час и она появится в отблеске света между двумя створками двери; терраса расположена на южной стороне, и сначала это помешает мне разглядеть ее как следует; она войдет в ослепительном ореоле солнца, потому что эта женщина — не просто кто-то; сначала я увижу ее плечи, затем почувствую аромат, исходящий от мохера; эта женщина, сама не подозревая того, отомстит за нетактичность других — всех тех равнодушных, которые так и не сумели меня рассмотреть; эта женщина — моя компенсация за тех, кто прошел мимо меня, за незнакомок, не замечавших или пренебрегавших; да, это так, в какой-то момент в жизни должна случиться наконец счастливая встреча — в ответ на все часы, растраченные на мелькавшие вдалеке силуэты; но на этот, на этот раз женщина тихо остановится — женщина, вышедшая из неосязаемого мира, женщина, которая направится прямо ко мне… Это она, вот она, я ее вижу, это она, я это чувствую, я в этом уверен, чем ближе она подходит, тем больше это она… Она почти уже здесь, она не ищет меня взглядом, но узнает тут же, у нее на губах приличествующая случаю улыбка, немного недоверчивая. И я сразу же отмечаю, что она не из тех, на кого бы я оглянулся на улице, это точно. Это только в фильмах мужчины встречают женщин гораздо красивее себя, впрочем, с чего бы это? И с чего бы мне вдруг встретилось одно из великолепных созданий? Я некрасив и даже отдаленно не напоминаю какого-нибудь актера, это точно; я не из тех мужчин, на которых обращают внимание, я заурядный. Описывая себя ей, я немного схитрил — нет, метр восемьдесят и восемьдесят восемь килограммов действительно в наличии, но все это расположено совсем не так пропорционально, как на рекламных картинках у атлетов, я осознаю свою заурядность. В ней я тоже замечаю разочарование, это ясно, мы не очень нравимся друг другу. Мы — как двое выживших среди обломков, вокруг нас, и это очевидно, только что рухнул целый мир, развеялась мечта, улетучилось очарование долгих часов, проведенных в надеждах, в переписке; нет больше ночей, когда мы думали, что спасены, когда поддерживали разгоравшееся пламя убежденностью, что наконец-то нашли… И что же мы делаем теперь? Заказываем, скажем, два горячих шоколада, чтобы общаться хотя бы вкусом. Всегда, когда спускаешься на землю, сначала наступает момент нерешительности, а затем охватывает горечь, отбивая все желания, вплоть до желания говорить; это как с космонавтами, возвращающимися из полета, — когда они выбираются из тесного звездолета, их приходится поддерживать, даже нести.