Оливия Уэдсли - Горькая услада Страница 7

Леди Дин отложила книгу, которую она читала во время этого разговора, и мягко, но решительно сказала:

— Конечно. Я не хочу.

Сильвия, ничего не возразив, повернулась и вышла из комнаты. Они жили тогда в Париже в маленькой второстепенной гостинице. Тихая, вымощенная булыжником улица была совершенно пустынна, камни мостовой, раскаленные от солнца, жгли ноги.

Сильвия направилась в Булонский лес, чтобы укрыться от зноя и немного собраться с мыслями.

С ее родителями определенно что-то неладно, их окружает какая-то тайна, все это так странно… Никогда не возвращаться домой, никогда не иметь возможности близко познакомиться с англичанами…

Сильвия вспомнила одного очень симпатичного человека со странным именем — Лоренцо О'Дайль, имение которого было расположено по соседству с замком Россмит. Лоренцо был не первой молодости, но очень мил и приветлив, ездил с Сильвией кататься верхом, покупал ей книги, много рассказывал об Ирландии; как-то в разговоре он упомянул, что ей следовало бы провести этот сезон в Лондоне и выезжать… Потом вдруг все кончилось, приехала его жена, и он сразу стал другим. А между тем его жена была такой же милой, веселой и остроумной, как и он. Но Додо почему-то не поладила с ней, и миссис О'Дайль больше не приглашала семью Дин на свои вечера и пикники. Таким образом, знакомство мало-помалу свелось к беглым поклонам при случайных встречах на улице.

И так получалось всегда: знакомство с англичанами начиналось очень хорошо, а затем вдруг сразу прекращалось — так же, как с О'Дайлями.

— Почему? — терзалась Сильвия.

Так было со всеми, кроме немногих англичан, которые не нравились Сильвии, как, например, Монти Ривс или Клэнси Флеминг.

«Жизнь очень сложна, — думала Сильвия, сидя на скамейке в парке и любуясь синим небом и золотыми бликами солнца на изумрудной листве деревьев. — Очень. Нам всегда нравятся те, которые нас не любят, и мы не любим тех, которым мы нравимся».

Монти Ривс нажил огромное состояние на бегах и играх и играл еще и сейчас повсюду. У него были голубые глаза и черные волосы, и он всегда слишком хорошо одевался.

Монти прекрасно относился к Сильвии и всегда стремился подарить ей что-нибудь — лошадь или автомобиль, например, причем говорил, сверкая своими великолепными зубами (в этом качестве даже Сильвия не могла отказать ему):

— Мне ничего не жаль для вас, Бит. Мне наплевать на деньги.

— Но я ничего не хочу, право же, ничего, — отказывалась Сильвия, и Монти всякий раз уходил глубоко разочарованный.

В действительности Монти был не так уж плох, но не нравился Сильвии, она была к нему совершенно равнодушна, а он бы дорого дал, чтобы она проявила к нему хоть самый ничтожный интерес.

Монти, по-видимому, находил профессию букмекера очень выгодной для себя, веским доказательством чего служили его лошади, дома, бриллианты и изумительный «Роллс-Ройс».

Он часто сообщал Маркусу, какая лошадь возьмет в ближайшем заезде, и благодаря ему тот выигрывал значительные суммы; оба они отлично знали, зачем Монти это делает.

— Что ты думаешь об этом? — спросил как-то Маркус жену. — Бит может сделать и худшую партию.

Додо рассмеялась и взяла его руку в свою.

— Множество худших. Ты знаешь, я никогда не предполагала, что во мне есть материнский инстинкт, но теперь, правда, несколько поздно, я вдруг почувствовала, что он во мне живет. Серьезно, милый. Как только ты сказал, вернее, намекнул на то, что Монти Ривс хочет жениться на Бит, я поняла это. Во всяком случае, я испытала чувство старой обиды за Бит. Странно, но это так. И мне кажется, что именно это чувство можно назвать материнским инстинктом. Как бы то ни было, мне очень хочется, чтобы Сильвия получила только самое лучшее в жизни, а Монти, в сравнении с ней, кажется второсортным.

Я хочу — это звучит, как парадокс, — чтобы жизнь Сильвии была той настоящей порядочной жизнью, к которой мы с тобой никогда не стремились и, конечно, не будем стремиться. Но, может быть, во мне говорит кровь моих предков и заставляет меня мечтать о такой жизни для моей дочери. Мне бы хотелось, чтобы Сильвия вышла замуж за человека вроде О'Дайля (у него препротивная жена, но он сам очень симпатичный), у которого нет многих стремлений, но те, что есть, — вполне порядочные, — у которого есть семья, обязанности, чувство ответственности и определенное, прочное положение в обществе. Жена такого человека будет всеми встречена с распростертыми объятиями. Он будет любить и баловать ее. Как тебе нравятся мои мечты?

Лицо Маркуса прояснилось, он обнял Додо и крепко поцеловал ее.

— Я чувствую себя полным ничтожеством по сравнению с тобой, — сказал он. — Я убежден, что и в данном случае ты, как и всегда, права. Я боюсь, что сам виноват во всем. Понимаешь, это произошло тогда, когда мы нуждались в деньгах. Монти помог мне, назвав имена лошадей, и я выиграл тогда очень крупную сумму. Чтобы отблагодарить его за это, я пригласил его к нам, а он, по-видимому, этого только и добивался. Но и мне хочется, чтобы девочке досталось только хорошее, и мы должны постараться сделать все возможное, чтобы достичь этого. Хуже всего то, что с тех пор, как этот идиот Пелерет попал в Травеллер-Клуб, мы не имеем доступа в английское общество. Однако мне кажется, что все как-нибудь обойдется. Как ты насчет пинты «14» — конечно, только для того, чтобы придать себе бодрости?

Их лозунг — «как-нибудь обойдется» — служил им всегда отличной поддержкой. На этот раз Маркус был, к сожалению, прав: скандал за картами с Пелеретом навсегда лишил их возможности бывать в английском обществе, и поэтому Сильвия не встречалась с такого рода людьми, которых она лично считала порядочными. Некоторое время спустя Монти снова появился в доме Маркуса. Он опять сообщил ему клички лошадей, снабдил его полезными советами и повез Сильвию в Версаль.

На этот раз он не предложил никаких подарков.

— Бит, милая, послушайте… Вы должны знать, что я вас люблю… — глухо сказал он и, до боли крепко сжав ее руку, заставил посмотреть на него. Сильвия заметила, что он очень бледен и что его губы дрожат. Несмотря на это, он твердым голосом настойчиво продолжал:

— Конечно, я не хочу… я не требую ответа сейчас… вы еще слишком молоды… но именно потому, что вы так молоды и прекрасны, именно поэтому я должен сказать вам… я хочу быть первым… понимаете? Бит, я люблю вас и буду всегда любить. Если бы вы хоть иногда, изредка вспоминали об этом, старались хоть немного привыкнуть ко мне… Я буду делать все, что вы захотите, я достаточно богат и могу оставить бега, если вам это занятие не нравится… Мы будем жить там, где вы скажете… Я никогда не хотел жениться ни на ком, кроме вас, но вы, вы одна… Бит, если вы когда-нибудь почувствуете, что можете стать моей женой… я сделаю для вас все, что в моих силах; вы будете жить, как королева, вы сумеете делать со мной все, что захотите… Клянусь вам в этом, Бит! А теперь, деточка, поедем домой.