Когда поцелуя мало - Лиз Филдинг Страница 7

— Думаешь, он знал о твоем приезде?

— Возможно. — Жимми поерзала на диване. — Ради всего святого, сядь и отдышись.

— Я в порядке. — Он выпрямился и, положив руки на поясницу, немного выгнулся, растягивая позвонки. — Я приготовлю чай.

— Это было бы весьма кстати, только не мог бы ты сначала принести мои костыли? Мне нужно в ванную.

— Это наверху или внизу?

— Даже не думай о том, чтобы отнести меня наверх.

Люсьен поморщился:

— Не хотелось бы.

— Просто принеси мне костыли. Я справлюсь.

Едва он ушел, Жимми приложила все свои силы, чтобы встать на ноги. К тому времени, как он вернулся, она, вся вспотевшая от усилий, уже стояла около дивана. Люсьен молча вручил ей костыли, а корзинку поставил около дивана.

— Не запирай дверь! — крикнул он ей вслед.

— Ты найдешь чай в коробочке с надписью «Чай», — бросила она ему в ответ, — а заварочный чайник в шкафчике над чайником.

Люсьен наполнил стеклянный чайник со встроенным ситечком, взял пару кружек и поставил все это на поднос. Полки над столом были увешаны сушеными травами. Любитель чая в пакетиках, он никогда не заваривал его в чайнике, да, кроме того, опасался, что чай будет с каким-нибудь травяным привкусом. Но нет, тот оказался традиционным «Эрл Греем».

Он положил в чайник одну ложку чая, потом еще одну. На всякий случай.

В холодильнике стояла бутылка молока. Люсьен налил немного в маленький молочник.

Кот, огромное рыжее существо с белой грудкой, оправился от испуга и теперь, жалобно мяукая, терся о ноги Люсьена.

— Извини, Джо, но кормить тебя не знаю чем.

— Он откликается на Бэнкса, когда ему хочется. И он ел сегодня утром, просто пытается выпросить у тебя кусочек.

Люсьен обернулся. Жимми стояла в дверном проеме и наблюдала за ним.

— Я не нашел сахар.

— Я его не употребляю. И ты тоже. В жестяной банке есть печенье.

— Не вижу банку с надписью «Печенье».

— Посмотри в той, где нарисован шиповник.

— Ты голодна? Я могу сделать сэндвич.

— Все, что я сейчас хочу, это чашечка чая.

Но он все-таки положил немного песочного печенья на тарелку и последовал за ней в гостиную. Поставив поднос на столик, пододвинул к ней старенький кожаный пуф.

— Твоя нога. Ты должна держать ее поднятой. Вот так. — Люсьен осторожно приподнял ее ногу и положил на пуф. — С молоком?

— Ни в коем случае! Я провела слишком много времени в тех местах, где молоко смертельно опасно.

— Миссис Лейси сказала, что ты работала за границей.

— Хотя следовало находиться здесь. Тетя Флора утверждала, что справляется сама и ей оказывают необходимую помощь и поддержку.

— У нее больше никого не было?

— Пара мировых войн и испанский грипп уничтожили большую часть семейства Роуз. Те, что остались, разбросаны по миру. Брайан выполнял тяжелую работу в саду, а Альма ходила по магазинам и убиралась, но этого было недостаточно.

«Недостаточно», — мысленно согласился Люсьен, с грустью думая о своей матери, умирающей от рака, в то время как он, находясь за тысячи миль, рассказывал о тяготах других людей.

Она скрывала от него свое состояние, всегда была сильной и независимой, не желающей беспокоить его.

И вот теперь перед ним сидит еще одна такая женщина.

Несмотря на свою браваду, Жимми была бледна.

— Ты не употребляешь сахар, но, может быть, тебе стоит добавить в чай немного меда.

— Я несла тебе последний горшочек. Надеюсь, он не разбился.

— Нет. Он в корзинке.

— Тогда давай добавим по ложечке в чай, а остальное ты заберешь домой. А ты не нашел мою свалившуюся сандалию?

Люсьен взглянул на сандалию с ремешком на ее неповрежденной ноге.

— Скорее всего, она под полом веранды.

— И вся грязная, — вздохнула девушка.

Он размешал немного меда в кружке.

— Я поищу.

— Спасибо. Если ты отдашь ее Альме, она занесет, когда будет проходить мимо. — Должно быть, он выглядел озадаченным, и она пояснила: — Альма Лейси, твоя экономка.

— А, точно. Я и не знал, что ее так зовут.

— Зато ты знаешь, как зовут меня.

— Да. Очень необычно.

— Это семейная традиция. Девочке, родившейся в семействе Роуз, дается имя цветка.

— Жимолость.

Она широко улыбнулась.

— Но тебе больше идет Роуз.

— Из-за шипов, без сомнения.

— Ну, если так рассуждать, то Крапива — более подходящее имя.

На мгновение показалось, что он зашел слишком далеко, как вдруг Жимми прыснула от смеха:

— Ты просто грубиян!

Глава 5

Люсьен стиснул зубы. Шипы.

Роуз Жимолость стала занозой в его теле с тех пор, как он открыл дверь, ответив на ее яростный стук. Он явно совершил ошибку.

Тем не менее, несмотря на сложности и потраченное впустую время в больнице, ему не удалось избавиться от привкуса клубники.

Поцеловал ли он ее? Воспоминание казалось более реальным всякий раз, когда он думал об этом. Хотя нет, маловероятно.

Он протянул ей кружку.

— Твой чай, Жимми.

Она накрыла его руку своей.

— Чай немного горячий для меня, Люсьен. Но спасибо тебе. За чай. За все, что ты сегодня для меня сделал.

Ее прикосновение было нежным, волнующе интимным. На мгновение показалось, что еще чуть-чуть, и он прольет горячий чай ей на руку и на диван.

— А что оставалось делать? Оставить тебя лежать с поврежденной ногой?

Девушка улыбнулась.

— Хочешь сказать, у тебя не возникло подобного искушения?

— Я лучше промолчу. — Люсьен поставил кружку на поднос. — Тебе нужны обезболивающие?

Девушка бросила взгляд на часы.

— Через час.

— В таком случае, почему бы тебе не прилечь ненадолго?

Чудо из чудес, Жимми не стала спорить, когда Люсьен положил большую мягкую подушку к подлокотнику дивана, чтобы она могла лечь. Не возражала, когда приподнял обе ее ноги, чтобы она повернулась и вытянулась.

Жимми едва заметно дрожала. Стены коттеджа были толстыми, да и день выдался теплым, однако внутри было прохладно.

— Тебе холодно?

— Совсем чуть-чуть.

Люсьен, проигнорировав неодобрительное шипение кота, выдернул из-под него вязаный плед и накинул на ноги девушки. Достал из корзинки обезболивающие таблетки, ввел свой номер телефона в телефон Жимми и положил все это в пределах ее досягаемости на столе.

Она криво улыбнулась ему.

— Я отняла у тебя столько времени. Впредь не буду больше отрывать тебя от написания книги.

— Это никуда не денется.

— Должно быть, тяжело переживать заново все, что ты видел.

Он пожал плечами.

— Ты вел дневник?

— Аудиодневник. — Слушая дневник, он фоном слышал взрывы, стоны и плач детей, крики взрослых. В такие моменты душа разрывалась на части. —