Ульяна Соболева - Джокер Страница 8

Он продолжал смотреть на меня. Вот так сверху вниз. Не моргая. Очень глубокие у него глаза, цвет и оттенок меняют мгновенно. От светлого, до почти черного.

- А знаете, я ведь вас прекрасно понимаю. Думаете, пришел на чужое место, на место дорогого для вас человека, еще и в душу к вам лезу, верно? Но если бы не я, то пришел бы кто-то другой. Да кто угодно. Это работа, предприятие, которое не может позволить себе траур по сотруднику даже на один день. Человека не уволили, не подсидели - человек умер. А жизнь вокруг продолжается, и кофе пьют по утрам, и чай, и на работу ходят. Даже хамы. Хорошего дня, Мирослава Лазаревна. Обращайтесь, если что.

Дождалась, пока выйдет за дверь и опустилась в своё кресло, уронив голову на руки.

Конечно, он был прав. Нет его вины никакой в том, что произошло. И фирма тоже не должна горевать по умершему сотруднику. Как и все те, кто собирался утром возле кофемашины, приветствуя нового коллегу. По большому счёту, Нина ни с кем, кроме меня, на работе близко не общалась. Это моя личная трагедия, и только мне с ней жить дальше. А жизнь вокруг действительно продолжается, вот только в моей появилась ещё одна огромная трещина.

Подняла голову и посмотрела на экран. В глаза бросился ярлык соцсети. Кликнула два раза и с облегчением увидела, что здесь она даже не вышла из аккаунта.

Последнее сообщение светилось непрочитанным. От Джокера. И аватарка с Хитом Леджером под маской уродливого грима.

3 ГЛАВА. Марина Чистова

«В комнате темно, но я был прав

Тлеют на руках твои мечты

Если ты забыла, кто твой враг...

Я тебе напомню - это ТЫ…»

© Дарсн - Комната

{Иван Петрович Никифоров поморщился, отмахнувшись от Старкова, предлагавшего выйти из этой вонючей ямы и покурить. Хотя затянуться хотелось до дрожи в пальцах. За все время работы участковым не видел майор такого ужаса – будто здесь, в их Мухосранске снимали голливудский фильм ужасов.  Да, он привык к убийствам, но к другим: то сын отца пырнет ножом, не поделивши с ним бутылку самогона, то брат брата до смерти изобьет из-за жены-шлюшки, то какого-нибудь приезжего обчистят до нитки, прирежут и кинут труп в канаву. Случалось всякое за время его службы в органах. И он наивно полагал, что уже ничем его не удивить. Но сегодня… сегодня он впервые почувствовал приступ ужаса. Едва спустившись в этой подвал ощутил, как тело каменеет от страха, и тошнота подступает к горлу}.

***

Пасмурное небо нагоняло тоску…Затянутое низкими, громоздкими тучами, оно словно грозилось провалиться на землю, задавив под собой старенькие дома с выцветшей, некогда яркой черепицей.

Марина выдохнула, чертыхнувшись, когда ветер словно в издевку бросил ей в лицо несколько локонов. Капли дождя каким-то сплошным потоком обрушились на нее.

 - Вашу ж мать! – Слёзы бессилия покатились из глаз девушки.

Сейчас она ненавидела абсолютно весь мир. И чертовое небо, и совсем не ко времени разразившийся дождь, и дорогу, никогда не видевшую асфальта, и огромный чемодан, ручка которого сломалась при выходе из автобуса. Рядом не оказалось ни одного мужика, который мог быть помочь – вместе с ней ехали одни старики, да бабы с приставучими сопливыми детьми, которые трещали без умолку.

 «Айфон» почти разрядился еще в поезде, и, чтобы сохранить остатки зарядки, Марине пришлось всю дорогу слушать беспорядочную трескотню этих деревенских идиотов и предсмертные потуги жестянки, в которой они все тряслись, как в консервной банке. Ей казалось, что ПАЗик развалится на полпути, но эта куча металлолома таки довезла их до Глухомани, как окрестила про себя девушка родные края покойного отца, и, на прощание выпустив по пассажирам черное вонючее облако, уехала.

В деревню её отправила мать подальше от Марата и от своего нового ухажера. Испугалась, что последний переключится на Маринку. Идиотка старая. Нашла хахаля, который всего на восемь лет старше собственной дочери, и трахалась с ним без зазрения совести в соседней комнате. В то время, как Марина сидела на кровати, вдев наушники, слушала музыку, перекрывавшую их бесстыжие стоны, и смотрела, как трясется изголовье её кровати от толчков. Когда-нибудь Марина вырвется из этой нищеты, из проклятой двушки со стенами тоньше папиросной бумаги, и все же получит то, чего достойна и заслуживает. Не то, что её мать, которая еле сводит концы с концами и боится, что собственная дочь отобьет у нее молодого любовника.

Впрочем, парень тоже полный придурок – открыто при сожительнице пялился на Маринкины ноги в коротких шортах. Девушке даже стало жалко его в какой-то момент, и однажды, пока мать была на работе, Марина решила не убирать его ладонь со своей задницы, а после рухнула перед ним на колени и так ублажила, что тот кричал от наслаждения, вцепившись ей в волосы. И после этого ходил потом за ней, как приклеенный, и зажимал в укромных местах.

Марина вздохнула – размерами Витю Господь явно не обделил. Недаром мать так тряслась в страхе потерять. И зря сама Чистова почти три месяца не подпускала того к себе – столько времени потеряла. Некстати вспомнила, как он, зажав ей рот ладонью, вдалбливался сзади, пока она цеплялась руками за полки в кладовке. Под Ирину Аллегрову, которую обожала мать, накрывавшая им в это время ужин.

Нет, без секса несколько месяцев в этом месте она точно загнется. Надо будет вечером выйти разведать обстановку. Должны же быть в деревне настоящие русские богатыри!

***

{- Петрович, харе выделываться. Не малолетка на дискотеке – пошли курнём, - Старков положил руку на плечо Никифорова, - пошли…жутко мне тут, Вань. Давай на воздух. Не могу на неё и стены эти смотреть. У меня дочь такого же возраста.

         Петрович выдохнул и, молча кивнув, последовал за товарищем, который вырвавшись из душного подвала вдруг склонился пополам и начал блевать в траву, судорожно хватаясь за стену полуразрушенного здания.

- Ничего, Митяй, это из-за контраста, - хлопнул парня по спине, отходя от него и жадно вдыхая кислород. Самого скручивало и тянуло исторгнуть бутерброд с колбасой, съеденный в обед. Какой конченый больной ублюдок мог такое сделать? Это насколько нужно съехать с катушек, чтобы вот так… с девчонкой беспомощной?}

***

 Марина поморщилась, остановившись возле покосившегося деревянного забора из кольев.  О нормальной жизни придется забыть на ближайшее время точно. До тех пор, пока Марат лютует. Сволочь. Задело его, что Марина по просьбе знакомого толкала дурь в универе. Сама она в жизни не пробовала этого дерьма и другим не советовала – не такая она уж дура, как её считают. Но у них в политехе было много торчков, которые на занятия ходили только, чтобы с дилерами повидаться. И почему тогда Марина должна стоять в стороне и смотреть, как кто-то со стороны деньги «загребает лопатой» которые могла бы получить она сама? Тем более, что в последние годы руководство сменилось, и достать травку становилось всё сложнее. Вот её и попросили за небольшой процент помочь распространять эту дрянь. Но придурок Марат, с которым она встречалась больше года, был категорически против наркотиков вообще. Орал на нее, называя убийцей. Можно подумать, Марина заставляла тех недоносков покупать у нее марихуану. Она лишь хотела немного подзаработать, отложить на съёмное жилье. Надоело ей эта нищета. Все надоело. И Марат надоел, если не может её обеспечивать. Даже со своими не знакомит – стесняется, не ровня она ему, видите ли. Сунет ей сотню баксов и трахает то в машине, то в гостинице, а будущим светлым с ним и не пахнет. Ничем не пахнет. Только его подарочками-подачками, да потом и одеколоном.