Франсуаза Саган - Зима любви Страница 8

Когда спектакль кончился, на выходе все вновь собрались вместе. Клер восхищалась пьесой, драгоценностями присутствовавшей на спектакле индийской принцессы, прекрасной погодой… Она была в полной эйфории. Долго не могли выбрать ресторан. Наконец, решено было пойти ужинать к Марну. Идея принадлежала Клер: лужайка, свежий воздух в такой вечер… Шофер Дианы ждал, открыв дверцу автомобиля. Шарль быстро подошел к ней и сказал:

— Диана, будьте столь любезны, возьмите меня с собой. Мы приехали в спортивном кабриолете Люсиль, но я уже слишком стар для таких машин… и к тому же слегка простужен, а сейчас вечер… А Антуана доверьте ей.

Диана даже не повела бровью. В отличие от Клер, которая, ничего не понимая, вытаращилась на них.

— О чем речь, конечно, — ответила Диана. — До скорого, Антуан. Не гоните очень быстро.

Они вчетвером сели в «ройс». Ошеломленные Люсиль и Антуан остались на тротуаре. Ни Шарль, ни Диана даже не оглянулись на них. Но не Клер: та оглянулась и подмигнула так двусмысленно и пошло, что буквально приковала их взглядом к асфальту. Смущенно потупившись, они сделали вид, что не заметили его. Люсиль задумалась. Вообще-то Шарль любил страдать. Но как он смог разгадать в ней желание, которое возникло всего лишь час назад? Как-то все это получилось нехорошо. Она изменяла ему лишь с теми парнями, которых, она была уверена, он никогда не встретит. Если она что-то и ненавидела в этом мире, так это проблемы двух влюбленных за спиной третьего под аккомпанемент смешков свидетелей, таких, например, как Клер. Ей вовсе не хотелось этого. Антуан положил ей руку на плечо, и она тряхнула головой. В конце концов жизнь проста, погода прекрасная, и этот парень ей нравился. Что будет — то будет. О, сколько раз за свои тридцать лет она успокаивала себя этими словами. Она засмеялась.

— Чему вы смеетесь? — спросил Антуан.

— Я смеюсь над собой. Машина там, дальше… А где же мои ключи? Вы умеете водить?

Антуан умел водить. Сначала они ехали молча, слегка взволнованные, вдыхая ночной воздух. Антуан ехал осторожно. Лишь на площади Звезды он повернулся к ней.

— Почему Шарль это сделал?

— Не знаю, — ответила она.

И только тут она поняла, что этими двумя фразами они подтвердили то, что сказали друг другу взглядами, тогда в антракте. Теперь они словно связали друг друга, и обратного пути не было. Ей следовало бы ответить: «Что? О чем это вы?», — и объяснить все естественным желанием простуженного человека позаботиться о себе. Но было уже слишком поздно. Теперь ей хотелось лишь одного: как можно скорее добраться до ресторана. Или чтобы Антуан сказал какую-нибудь пошлость или гадость: тогда бы она в два счета отделалась бы от него. Но Антуан молчал. Они пересекли Булонский лес и ехали вдоль Сены. В этом шикарном кабриолете они, должно быть, выглядели представителями золотой молодежи. Она — дочь «Прядильных фабрик Дюпона», а он — сын «Сахара Дюбуа». С согласия своих семей они должны пожениться через восемь дней. Свадьба будет в Шайо. У них будет двое детей…

— Еще один мост, — сказал Антуан, заворачивая на проспект Марн. — Сколько мостов мы прошли с вами тогда…

Это было первое воспоминание о том вечере. Люсиль вспомнила, как в баре зарылась лицом в его пиджак. Она совершенно забыла об этом эпизоде. Ее охватило смущение.

— Да, действительно…

Она неопределенно взмахнула рукой, и Антуан поймал на лету ее ладонь и неясно сжал. Они подъехали к парку. «Так, спокойно. Мы въезжаем в парк, вокруг весна… так чего же ты, дурочка, испугалась: тебе уже давно не шестнадцать лет!» Но сердце тяжело стучало в груди, а кровь словно отхлынула от лица, рук, чтобы собраться в горле и душить, душить. Когда он остановил машину, в голове ее была полнейшая каша. Он обнял ее и порывисто поцеловал. Она заметила, что он дрожит так же, как и она. Он отстранился и взглянул на нее. Она не отвела глаз и не шелохнулась, когда он вновь потянулся к ней. Теперь он целовал ее медленно, осторожно: виски, щеки, вернулся к губам и, видя перед собой это спокойное серьезное лицо, она поняла, что еще не раз увидит его таким. И тут она ничего не могла поделать с собой. Она даже забыла, что можно до такой степени желать кого-нибудь. Должно быть, она спит, и ей снится сон. Когда же это было с ней в последний раз? Два года назад, три?.. Но она никак не могла вспомнить лица.

— Что со мной? — шептали губы Антуана в ее волосах. — Да что же это со мной?

Она улыбнулась. Антуан щекой почувствовал эту улыбку и тоже улыбнулся.

— Надо ехать, — сказала она тихо.

— Нет, — возразил Антуан. — Нет, — но через мгновение оторвался от нее.

Он резко тронул машину, а Люсиль достала зеркальце и принялась приводить себя в порядок. «Ройс» уже стоял у ресторана и только тут они сообразили, что могли обогнать его по пути. А это значило, что там, в парке, их могли заметить, застать врасплох, как двух ночных птиц в ярком свете фар. Но им и в голову не пришло тогда… А теперь он стоял здесь, этот «ройс», символ могущества и роскоши, и еще символ власти над ними. Каким смешным, хрупким и… молодым казался рядом их кабриолет.

Люсиль смывала косметику. Она чувствовала себя усталой. Разглядывая зарождавшиеся в уголках глаз и у рта морщинки, она спрашивала, что бы это могло значить. Откуда они берутся? Почему? Причиной их появления была не страсть и уж, конечно, не тяжкие жизненные заботы. Нет, их породили беспечность и беззаботность. На секунду она испытала ужас. Она провела ладонью по лбу. Все чаще и чаще за последний год она испытывала минуты отвращения к себе. Ей просто необходимо сходить к врачу. Наверное, что-нибудь с давлением. Ей пропишут какие-нибудь витамины, и она спокойно будет прожигать жизнь дальше. Или просыпать… И тут она услышала, как упрямо повторяет уже в который раз:

— Шарль?.. Почему вы оставили меня наедине с Антуаном?

В то же время она прекрасно понимала, что ищет ссоры. Пусть будет скандал, что угодно, только не это спокойствие. А платить будет Шарль, потому что страдания уготованы ему. Она любила крайности, но это не имело никакого отношения к тому, что кто-то другой должен страдать. Но дело было сделано, и вопрос, словно копье, пролетел спальню и вонзился в Шарля, который мирно переодевался на ночь. Он настолько устал в этот вечер, что не испытывал ни малейшего желания говорить об этом. Поразмыслив минуту, он уже почти ответил: «Но послушай, Люсиль, я, правда, простужен…» Она бы не стала настаивать: не в ее духе вытягивать правду, все эти «русские штучки». Она никогда не заходила далеко. Но в нем уже проснулось желание страдать… Он хотел знать. Двадцать лет ему было совершенно плевать на приключения своих любовниц. Но появилась Люсиль, и он навсегда потерял спокойствие. И тогда он ответил: