Ребекка Тейт - Погоня за радугой Страница 8

«Уважаемый!.. Благодарю Вас за присланную Вами рукопись с доказательством Великой теоремы Ферма. Первая ошибка находится на стр… в строке…».

Дэвид в показном отчаянии постучал себе ладонью по лбу.

— Садисты!

Друзья расхохотались и заказали еще по кружке.

Обычно Дэвид с удовольствием засиживался в «Альбатросе» до полуночи (жены Фила и Мэтью с пониманием относились к маленькой слабости мужей, обычно проводивших вечера дома, и не тревожили их телефонными звонками), но сегодня из-за Стейси все ему было не в радость. И в шахматы проиграл, и ферматистов теперь читать. Через некоторое время Дэвид сдался.

— Извините, друзья, мне пора.

— Куда? — изумился Фил.

— Ко мне сегодня приехала гостья из Чикаго. Не могу бросить ее надолго.

— Это та самая, о которой я тебе рассказывал, — пояснил Филу Мэтью. — Очень симпатичная. Рыженькая.

— Вот как?! Это твоя новая девушка, Дейв?

— Нет, она не моя девушка.

— Даже в перспективе?

— Даже в перспективе.

— Тогда что вас с ней связывает?

— Семейные дела, — туманно объяснил Дэвид. Ему не хотелось объяснять друзьям, что это дела Грэма. Фил и Мэтью не одобрили бы. В последний раз, когда случилось подобное, они долго и занудно ругали Дэвида, и он не жаждал повторять этот опыт.

— А мне она понравилась, — задумчиво сказал Мэтью. — Очень оригинальная. Она художница, рисует в авангардной манере. Экспрессионизм, кажется, если я правильно запомнил.

Дэвид замер на миг. Так вот почему так вышло с портретом! Черт! Он мог бы догадаться.

— Художница? — недоверчиво переспросил Фил. — Не физик, не математик, а художница?

Обычно Дэвид знакомился с девушками, которые имели с ним общие интересы. То есть с теми, которые могли поддержать разговор на околоматематические или другие темы, лежавшие в области точных наук. Над этим можно было подшучивать сколько угодно, но формула работала. Жена Мэтью — в прошлом генетик; жена Фила — врач в одной из больниц Беркли и пишет докторскую диссертацию. Случалось, что Дэвид знакомился со студентками со своего потока. Правда, старался эти контакты не развивать. Но, работая в науке, сталкиваешься с женщинами этого же круга, так что выбор был. Стейси в этот круг никак не вписывалась.

— Я же говорю, она не претендентка на мое сердце, руку и счет в банке.

— Она к тебе надолго приехала?

Дэвид сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Все зависит от того, как быстро ему удастся дозвониться…

— Думаю, где-то на неделю.

— Тогда приводи ее в четверг. Ты не забыл? В пять.

В четверг Мэтью праздновал день рождения.

— Но вы же совсем ее не знаете.

— Вот и узнаем, — оптимистично заявил Мэтью.

Дэвид махнул рукой, словно показывая, что ничего не обещает, и поспешно попрощался.

Он не любил опаздывать, а потому шел быстро. Разговор с друзьями слегка выбил его из колеи. Он готов был к тому, что Стейси поселится в его доме и станет следить за ним словно ищейка, но совершенно не собирался знакомить ее с приятелями. Это личное, это его жизнь, не имеющая никакого отношения к жизни Грэма. Еще ни разу все не заходило так далеко. Обычно он справлялся за пару часов, включая утешение рыдающей девицы.

Проблема еще состояла в том, что Стейси понравилась Дэвиду. Она была открытой и искренней в своем желании устроить жизнь сестры так, чтобы та была счастлива. Она была настойчива и обладала чувством юмора. Полдня, проведенные вместе с этой девушкой, не были бесцельно потраченным временем.

Кроме того, Дэвиду было немного стыдно. Ему не хотелось ее обманывать. Но обман необходим, таков уговор. Впрочем, если она сама обо всем догадается, Дэвид ей мешать не будет.

Стейси сидела за тем же самым столиком, что и днем, и что-то рисовала в блокноте. Рядом стояла чашка с остывшим кофе. Дэвид подошел и бросил взгляд Стейси через плечо: пересечение каких-то линий, жирная штриховка, из середины рисунка смотрит сердитый глаз… Жуть!

— Это в настроение? — спросил он.

Стейси подпрыгнула.

— Ты меня напугал!

— Извини, я не хотел. — Он обошел столик, сел и махнул официанту, указав на чашку Стейси: мол, и мне такое.

Она закрыла блокнот и отложила карандаш.

— Как прошло заседание кафедры?

— Терпимо, — скривился Дэвид.

— Творческие разногласия?

— Несовпадение взглядов разных поколений.

— Тебя уел студент или наставник?

— Мэтлок не наставник, скорее язва всего факультета, — засмеялся Дэвид.

— Неужто настолько ужасен?

Незаметно увлекшись, Дэвид рассказал Стейси про тех, кто числится при математической кафедре университета Беркли, про свои разногласия со старшим поколением. Принесли кофе, Стейси заказала себе горячий шоколад. И время побежало незаметно.

— Почти одиннадцать! — спохватившись, Дэвид взглянул на часы. Официанты уже выразительно поглядывали на припозднившихся посетителей: этот ресторанчик закрывался рано. — Нам пора. Идем, я оставил машину на соседней улице.

— Ты же сказал, что традиционно пил пиво с друзьями. Разве тебе можно за руль?

— Пива я выпил немного. И залил его тремя чашками кофе, так что не стоит беспокоиться. Да и ехать нам недалеко. Кстати, я хотел спросить… — Дэвид помолчал. — Не хочешь все-таки перебраться в отель?

Стейси обиженно сверкнула на него глазами из-под рыжей челки.

— Ты меня выгоняешь?

— Нет. Но считаю, что в отеле тебе было бы удобнее. Мой дом чувствует женскую руку только тогда, когда приходит домработница, а так это жилище старого холостяка. Теперь уже жениха, — добавил он, столкнувшись с мрачным взглядом Стейси. — Но пока еще Лола до него доберется…

— Ничего. Художники привыкли терпеть лишения.

— По-моему, это миф.

— Отчасти. — Стейси шла рядом с ним по освещенной вечерней улице, и Дэвид изредка бросал взгляды на ее профиль. — Ван Гог, например, богат не был, его ссужал деньгами брат. Да и то давал немного, иначе тот тратил эти деньги на проституток и абсент. Он и ухо-то себе отрезал под влиянием абсента, там же полынь, дурманящая мозг. А вот Рембрандт в свое время был очень богат. Он приехал из провинции, купил дом в центре Амстердама и женился на Саскии, женщине весьма состоятельной. Затем, правда, все растратил на пирушки, жена умерла, от состояния остались жалкие гроши. Тогда он решил, что живопись его не прокормит, и занялся бизнесом, с искусством совершенно не связанным. Вложил деньги в выращивание тюльпанов, луковицы стоили очень дорого, так что он окончательно разорился. В конце жизни Рембрандт ослеп и действительно стал нищим.