Кэтрин Полански - Снежная соната Страница 8

Сильвия бросила сумку на пол в коридоре и, не снимая обуви, прошла в кухню и села у стола. Привычные вещи окружали ее, как заботливые родственники, жаждущие утешить. Но сегодня в их неслышном бормотании не оказалось нужной помощи. Сильвия уронила голову на руки и зарыдала.

Она старательно не плакала в метро и на улице, чтобы не привлекать к себе внимания, зато теперь дала волю слезам. Они жгли щеки, и Сильвия отрешенно подумала, что хорошо бы сейчас умереть, потому что такого позора она не переживет. Как бы скромно ни жила она сейчас, все-таки когда-то она была дочкой обеспеченных интеллигентных людей, научивших ее вести себя честно по отношению к другим. Правда, идеалы разбились, когда Сильвия разобрала документы после смерти отца и матери и выяснила истинное положение дел. И все же родители сделали для нее много хорошего.

Только не научили сражаться за себя.

Она ведь даже не смогла доказать Саммерсу, что не брала этих денег! Зачем они ей? Сильвии нравилось работать в «Эдне», там хорошо и стабильно платили, радовали премиями и в общем не слишком обижали. Да, сотрудницы не любят ее, но это можно пережить. Почему Саммерс даже не стал слушать ее? Неужели ее неуверенные ответы он счел доказательством того, что она виновата и настолько глупа, что не потрудилась даже толком спрятать деньги?

Слезы, к удивлению Сильвии, иссякли. Она подняла голову, взглянула на часы и обнаружила, что рыдала всего-то четверть часа. Она не была бы против продолжить это увлекательное занятие (от слез становилось ощутимо легче), только больше реветь не хотелось. Тяжело вздыхая, Сильвия вернулась в коридор, сняла обувь и куртку, прошла в ванную и умылась, не зажигая света. Потом все-таки щелкнула выключателем и хмуро уставилась на свое зареванное лицо.

Глупая толстая женщина. Что скажет Арнольд, когда узнает, что ее выгнали с работы, подозревая в воровстве? Он, конечно, не поверит в абсурдность обвинений, однако… И что теперь делать ей самой? Искать новую работу? Невыносимо даже подумать об этом. После колледжа Сильвия сменила несколько мест службы, пока не нашла «Эдну», и задержалась там надолго. Ей нравился шеф и сама работа. А теперь как?

Она отвернулась от зеркала (все равно ничего хорошего разглядеть не удастся), пошла в комнату и залезла под одеяло, как и намеревалась. Хорошо бы заснуть. Сон не шел, всплывали только воспоминания, словно глубоководные рыбы из мрачной бездны океана. Все это закономерно, внезапно подумала Сильвия. Ей всегда так не везет — и будет не везти и дальше. Она просто такая…

Отец Сильвии был заместителем губернатора штата и дома показывался редко — политика требует пристального внимания. На публике он играл роль примерного семьянина и старался играть ее и в жизни, только у него не всегда получалось. Впрочем, его жену это вполне устраивало. Миссис Бейтс владела супермаркетом и тоже пропадала на работе с утра до ночи. Зачем эта пара завела ребенка, Сильвия не знала до сих пор. Наверное потому, что так полагалось. В компанию к ребенку завели собаку, смешного рыжего спаниеля по кличке Барни. Спаниеля Сильвия теперь помнила лучше, чем обоих родителей.

Не то чтобы у нее было несчастливое детство. Родители по-своему любили ее. Осознав, что натворили, выпустив в мир новую жизнь, они, как люди ответственные, приняли на себя все обязательства. Мать читала Сильвии сказки на ночь (когда успевала приехать с работы пораньше), отец водил дочь в зоопарк и отвечал на бесконечные вопросы из серии «почему трава зеленая». Однако оба они, стремясь распланировать жизнь Сильвии так, чтобы дочь во всем походила на них, не разглядели за ее внешним спокойствием совсем иную душу.

Сильвия была тихим ребенком. Она могла часами сидеть в детской с книжками и никому не мешала. Она играла с нянями и детьми друзей Бейтсов, рано узнала, чем отличается рыбная вилка от вилки для мяса, и никогда не закатывала истерик. Да, бывало, плакала, если падала, только быстро утешалась. Она робела и непостижимыми, и как-то не задумывалась о том, что семья должна быть совсем другой. Обязанности, которые родители выполняли по отношению к ней — не раздражавшие их, но просто необходимые обязанности, — это было совсем не то, что у других. Подруги детства ссорились со старшими братьями, выпрашивали у родителей велосипед, ездили на пикники на День благодарения и в пансионаты для семейного отдыха. Единственная поездка, которую Сильвия совершила вместе с родителями, — это путешествие в Майами, где семья три дня погрелась на пляже. Потом отцу позвонили из администрации губернатора, а мать совсем истосковалась по-своему магазину. Семья возвратилась в Нью-Йорк и больше не предпринимала попыток слезть с иглы большого города.

Родители никогда не скандалили — не потому, что слишком сильно любили друг друга, а по молчаливому согласию: скандалы лишь подрывали бы их авторитет в глазах дочери, рушили доброе имя «настоящей семьи» и вообще отнимали бы время. Они не забывали воспитывать Сильвию в корпоративном духе.

— Ты должна получить образование. Пожалуйста, займись уроками,

— Ты должна пойти на этот концерт классической музыки. Это полезно.

— Завтра мы ужинаем у Флетчеров. Ты должна быть вежливой с их сыном.

— Ты должна… Ты должна… Ты должна… Кончилось это тем, что к восемнадцати годам Сильвия шагу не могла ступить без того, чтобы не спросить у родителей, как ей лучше поступить. А те, не замечая, как складывается новая модель поведения дочери, походя давали советы, освобождая Сильвию от ответственности за выбор. Родители не без оснований опасались, что она выберет неправильно, а дать совет — ведь это так легко и просто, исходя из собственного жизненного опыта. Дать же Сильвии заработать этот опыт путем проб и ошибок… Не стоило так рисковать!

Единственным человеком, который осуждал методы воспитания Бейтсов, была бабушка Сильвии, Присцилла. Она с самого начала не одобряла того, что сын так много работает и что жена следует его примеру. Бабушка всю жизнь прожила легко, получая удовольствие от каждого дня и не планируя время на три месяца вперед. Она любила путешествия, собирала в квартире неподалеку от Центрального парка большие компании друзей и вела так называемый богемный образ жизни. Отец Сильвии порицал поведение матери, поэтому с бабушкой внучка общалась редко.

Иногда отец привозил ее в большую квартиру Присциллы и оставлял с бабушкой на целый день, исполняя тем самым родственный долг. Эти дни казались Сильвии праздниками больше, чем Рождество и День благодарения. Квартира вовсе не походила на выхолощенно-стильное жилище Бейтсов. Тут всегда царил легкий творческий беспорядок: громоздились на столах книги, бумаги, карты, висели на стенах огромные цветные фотографии, с которых улыбались веселые люди и где кипела иная жизнь, не та, которую знала Сильвия. На многочисленных полках в беспорядке стояли волшебные вещицы из разных стран, и казалось, что весь мир столпился здесь, заглядывая в бабушкину жизнь искристыми глазами. Сильвия замирала и робела перед этим многообразием жизни, собранным в отдельно взятой квартире.