Кара Уилсон - Я тоже тебя люблю Страница 8

На загорелом лице Стива ослепительно высветилась улыбка. Но он тут же нахмурился, забеспокоившись, что кулинарка пробует всякую зелень.

— Ты полегче тут с растениями!

Моника вздернула голову.

— На огороженную часть Луга я не ходила!

— Да я не про то! Здешними травками можно и отравиться.

— Тогда бы их не ели олени, — рассудительно заметила девушка. — Не волнуйся. Перед тем как сюда ехать, я посидела в университетской библиотеке. И точно знаю, как выглядят местные наркотические и другие дурманящие и ядовитые растения.

— Ядовитые? Наркотические?

— Ага, — подтвердила она, глотая кусочек ветчины. — От одних могут быть галлюцинации и горячка, от других — потеря сознания и полная остановка дыхания…

— От растений на моем Лугу? — с возмущением переспросил он.

Моника улыбнулась этому собственническому слову «мое», хорошо понимая Стива. Она провела на этом Лугу только две недели, а чувствовала себя здесь как дома.

— В тридцати футах отсюда есть растение, которое может снять приступы астмы, свести с ума или убить. Зависит от дозы, — будничным голосом продолжила Моника. — Называется датура, а попросту дурман. Растет по всему миру. Я его сразу узнала.

Стив поглядел на хлеб, который поглощал с волчьим аппетитом.

— Не волнуйся! — ободряюще улыбнулась девушка. — Дурмана в нем нет. Он чересчур сильнодействующий. Я пользуюсь травками только для отдушки. Еще чтобы снять головную боль или вот смазываю руки. Раны быстрее заживают…

— Тут есть и такие травы? — Стив посмотрел на Луг и лес с новым интересом.

Моника кивнула. Рот был занят — не могла разговаривать. Для многих народов вполне естественно, когда человек говорит и жует одновременно, но американцы этого не любят. Родители ее предупреждали. Зато хорошо, что не считают человека одержимым демонами, если он ест левой рукой. Для нее немаловажное условие — она была левшой.

— Почти все современные лекарства появляются в результате изучения народной медицины, — продолжила Моника, прожевав и проглотив ветчину. — А вдали от цивилизации люди по-прежнему надеются на травы и природные средства. При обычных недомоганиях они очень хорошо помогают и почти ничего не стоят. Конечно, когда есть возможность, любое племя, каким бы примитивным оно ни было, делает детям прививки от заразных болезней. И еще. Знаешь, семья может пуститься в страшно трудный путь за сотни миль, чтобы поместить больного или покалеченного ребенка в больницу…

Наслаждаясь душистым хлебом, Стив внимательно слушал рассказы девушки о неведомых народах и нравах, удивлялся ее специфическим познаниям. Очень скоро он начал сомневаться в своем понимании слова «примитивный». Моника росла среди людей, про которых иными словами, как «суровые», «первобытные» и не скажешь. А все же в ней самой было что-то очень непростое. Причем ее своеобразие не имело никакого отношения к хорошей одежде или окончанию какой-то престижной школы. Она совершенно особенно воспринимала неоднородность человечества — с терпимостью, юмором, пониманием. Была самым большим космополитом, самым естественным в поведении человеком из всех, кого ему доводилось встречать.

Чем дольше он сидел с этой странной девушкой, тем больше убеждался: заплатки на ее джинсах — не украшение. И мусор она собрала не ради модной идеи насчет экологии — действительно находит конкретное применение тому, что хранит. И на земле сидит не потому, что занимается йогой, а, видимо, привыкла к отсутствию в быту стульев.

— Потрясающе! — подытожил он свои размышления.

— Еще бы! — согласилась Моника, скорчив гримаску. — Мне кумыс никогда не нравился. Запах не ахти какой! Наверное, когда мы присоединились к бедуинам, я была уже слишком взрослой, утратила гибкость вкуса…

Стив сообразил, что его реплику она отнесла к своему рассказу о кумысе, который так обожают кочевники.

— Нет уж, я лучше буду пить бурбон! — поправился он, пытаясь вообразить, на что может быть похоже перебродившее кобылье молоко.

— А я — горный воздух, — сказала Моника. — И горную воду.

Стив понял, что она не шутит. Выросший в сухой жаркой части Оклахомы, он мог понять ее страсть к высоте и холодной вкусной воде.

— Пора отрабатывать свой хлеб, — сказал он, вставая.

— Не обязательно.

— А если я признаюсь, что мне нравится колоть дрова?

— А если я признаюсь, что не верю тебе? — парировала она, глядя на свои покрасневшие ладони.

Он ухмыльнулся.

— Я малость покрепче тебя. И потом, от этого занятия получаешь удовлетворение. Точно видишь, что сделал. Куда лучше, чем перекладывать бумажки и высиживать на корпоративных советах!

— Придется поверить тебе на слово, — согласилась Моника, глядя на гостя с любопытством.

Стив запоздало сообразил, что работник ранчо в стоптанных сапогах не может говорить о корпоративных советах, и, наклонив голову, стал старательно изучать лезвие топора. Проклятый длинный язык! Надо внимательнее следить за своими словами. Сейчас он был почти уверен, что Моника понятия не имеет, с кем она тут сидит и беседует. Или же это прекрасная актриса! Хотя вряд ли. Одно он знал точно: неважно, кто перед ним — наивная девчонка или хитрая хищница, проведавшая о его богатстве. Не хотелось, чтобы огоньки доброты, которые ему удалось разглядеть в аметистовых глазах, скрывали алчные расчеты — что, мол, будет, если сложить ее бедность с его благосостоянием?

— Лезвие такое, будто им камни дробили, — пробормотал Стив.

Затем подошел к коню, пошарил в сумке, прикрепленной к седлу. К костру вернулся с точильным камнем в руке и принялся за работу.

Моника молча наблюдала, восхищаясь длинными сильными пальцами парня, мастерством, с которым он затачивал топор.

Стив поднял глаза, увидел, как она пристально смотрит на его руки, и подумал: а что бы было, если бы вместо холодной стали он сейчас трогал ее шелковистое тело? И тут же почувствовал, что сердце ускорило ритм. Стив поторопился наклониться пониже, не желая, чтобы напрягшееся лицо выдало его мысли.

— Уже лучше, — проворчал он, проведя по лезвию кончиком пальца. — Но еще работать и работать, прежде чем им можно будет побриться.

Он шагнул к одному из привезенных Роджером стволов, вскинул топор и ухнул лезвием в древесину. Колоть дрова Стив неплохо научился за то лето, когда делал жерди для изгороди, чтобы преградить скоту доступ на Луг. Конечно, обойтись колючей проволокой было бы проще, но ему больше нравилось смотреть на обветренные деревянные колья, нестройно бегущие по прекрасному Лугу.

Закончив мыть посуду, Моника отыскала местечко, покрытое хвойными иглами и согретое клонящимся к закату солнцем. Уселась там и стала смотреть на Стива, завороженная мощью и грацией его движений, игрой мускулов, натягивающих ткань старой рубахи. Звуки впивающегося в дерево топора были коротки, ритмичны. Они не прерывались, не менялись до тех пор, пока Стив не наклонился, чтобы передвинуть ствол дерева. Потом звуки возобновлялись. Гора дров росла с поразительной быстротой.