Анхелика Фернандес - Знай, что играешь с огнем (СИ) Страница 8

Сегодня он стоял у зеркало и нарочно делал вид, что не может завязать галстук. Прем, безусловно, умел делать все сам, но ему так хотелось ощутить легкие прикосновения к своей коже.

Он желал женщину так сильно, как не желал никого другого. Он хотел собственную жену, чтобы она грела его постель и его сердце.

— Каджол — громкий оклик мужа заставил ее перестать складывать сари и посмотреть на него.

На нём уже был дорогой чёрный костюм и белая рубашка. В руках он нёс галстук. Воротник рубашки, был поднят вверх.

За все эти дни она получила много подарков, в том числе и золото, на котором настояла бабушка, однако самый лучший был звонок отца. Он успокаивал ее, уверяя, что сейчас смотрит на мир другими глазами и благословил ее, но не знал ее отец, что своим счастьем она пожертвовала в тот день, когда давала надежду ему.

— Умеешь завязывать галстук?

Каджол кивнула:

— Да. Тебе помочь?

Девушка подошла ближе и взяла галстук. Прем был на голову выше неё. Она дышала ему в грудь.

— Ты не мог бы немного нагнуться? Боюсь, с моим ростом, нормально завязать галстук не получится, — он сделал пару шагов в сторону кровати, потом, взял крошечный пуфик и поставил возле Каджол.

— Вставай, — девушка послушно шагнула на пуфик. Их рост почти поравнялся, но Каджол всё равно была немного ниже. Она закинула галстук на шею мужа и начала делать узлы. Всё это время, Прем по неволе наблюдал за лицом девушки. Черные волосы заплетены в косу, бледная кожа. Пухлые губа прикушена, от чего у него по телу прошелся электрический заряд. Синдур на проборе указывал, что она принадлежит ему.

Его жена! Его женщина!

— Вот и всё, — он поморгал пару раз и отошёл, посмотрев в зеркало. Взяв в руки кейс, даже не сказав «спасибо», Прем ушёл, слегка хлопнув дверью. Он не заметил, что его жена осторожно слезла с пуфика и рухнула на пол, заливаясь горькими слезами.

Она всегда скрывала слезы. Сильная и целеустремленная она не хотела падать духом, даже, когда отказывалась по настоянию бабушки от своего магазинчика в пользу отца. Теперь у нее не осталось ничего, кроме боли и страданий.

Вечером, когда Прем вошел в спальню, то застал неприятную для него сцену: Каджол сидела возле зеркала и смотрела на мангалсутру. В ее глазах застыли слезы. У него сжалось сердце.

— Бабушка сказала, что ты ничего сегодня не ела — пробормотал Прем, подходя к ней и протягивая поднос с лепешками и карри — Возьми, Каджол.

— Не хочу — закричала она, развернувшись — Я хочу умереть. У меня нет смысла для жизни. Ты разбил все мои мечты. Ненавижу!

— Возьми, Каджол — снова повторил Прем, но девушка решительно покачала головой.

Эти слова причиняли ему невыносимую боль, изнутри его жгло чувство вины, из-за того, что он совершил.

Но Прем знал точно лишь одну вещь. Он никогда ее не отпустит. Просто не сможет расстаться с той, которая смогла проникнуть в его сердце.

По крайней мере, он её точно не любил, хотя…

Даже короткие перепалки с Каджол вызывали у него странное чувство удовлетворения, но он дико ненавидел те моменты, когда она обижалась. Хотелось взять всю боль на себя.

Нет-нет, он её совершенно не любил!

Подумаешь, ну и что, что внутри него разгоралось пламя страсти и нежности, которое он не чувствовал ни к одной женщине. Это ведь ничего не значит!

Нет, он не любил её.

Ему просто нравился запах её волос. Он отдавал какими-то цветочными нотками, казалось, настолько сильно, будто она специально выливает на себя тонну этого аромата.

— Не упрямься — примирительно сказал Прем — Ты целый день не выходишь из спальни. Но не губи свой организм. Поешь.

Она монотонно наказывала себя, оставаясь в комнате, где витал запах его одеколона. Специально делала себе больно, чтобы не дать какому — то более сильному чувству ворваться в ее сердце.

— Не хочу — снова перешла она на крик — Не хочу жить! Ты уничтожил меня! Следуя своим прихотям, ты поломал мне жизнь. Да будь ты…

Она не успела договорить, так как он приник к ее устам в нежном поцелуи, наполненном неизведанном не только для нее, но и для него чувством.

Глава Пятая.

Он был медленным и горячим, мирным и страстным, немного взбудораживающим. Чувства ненависти переплетались с какими-то непонятными. Она задрожала в его руках. Слезы прекратили свое существование, она крепче прижималась к нему. Она должна сопротивляться…И внутренний голос кричал, что это неправильно, потому Каджол попыталась оттолкнуть его, но силы были не равны.

С каждой секундой становилось жарче. Ей настолько сильно хотелось ответить. Любая девушка, наверное, так и сделала, так как устоять было не возможно.

«Каджол, нет, оттолкни его, он же только этого и ждет, чтобы ты ему ответила, а после выйти победителем из всей этой авантюры! Оттолкни, пока не поздно!» — орал во всю мощь разум девушки. Послушавшись, она укусила его губу.

Прем сразу отстранился, и дотронулся до своей губы.

— Ненормальная! — рявкнул он, схватив ее за запястье, когда она собралась залепить ему пощечину — Ты совсем из ума выжила? Я — твой муж.

— Для общества — закричала Каджол — Для меня же ты — изверг и ненавистный варвар. Терпеть твои поцелуи — сущее наказание.

Она сердилась, ей хотелось плакать, и она хотела только плакать и мучиться в собственном горе.

Она ощутила мощность и сладость его губ, от чего становилось не по себе. Ей нужно не подаваться эмоциям, а жить, смиряясь со своей участью.

Не сказав ни слова, Прем положил поднос, развернулся и ушел, оставив ее со своими призраками.

Он понимал, что сейчас ему нужно действовать по — другому…

Ему нужно завоевать маленькую упрямицу…

***

— К чему все эти приготовления, бабушка?

Каджол наблюдала, как слуги украшают дом свечами и ароматными свечами, а девушки выстроились возле нее, рисуя мехенди на руках. Она ничего не понимала. Рано утром ее разбудили слуги и попросили спуститься вниз.

Всю ночь она не спала. Она ждала, когда дверь откроется и зайдет Прем, однако этого не происходило. Каджол нехотя признала, что привыкла засыпать под его ровное и тихое дыхание, но это ничего не означало.

— Приготовления к вашей первой брачной ночи — сказав это, бабушка ушла, а Каджол стояла и ощутила, как внутри все перевернулось.

Первая брачная ночь? Исполнение супружеского долга вовсе не входило в ее плане. Мысль о том, что он коснется ее, вызывало приступ тревоги и непонятной дрожи.

Когда ее облачили в красное сари с золотой росписью, накрыли голову паланкином, а волосы украсили цветами и завели в спальню. Усадив ее на кровать, они удалились, оставив ее в горе и слезах.