Ребекка Уинтерз - Очарование её глаз Страница 9

— Так давно, что ты предпочла обратиться к нему, а не ко мне.

Она тяжело вздохнула. Разговор превратился в ссору, а ей меньше всего хотелось этого.

— На яхте ты сказал, что больше не желаешь видеть меня, — с болью возразила Доминик.

Андреас в отчаянии застонал. По ее телу пробежала дрожь, потому что она не знала, как истолковать этот стон.

— Теперь ты полагаешь, что знаешь правду? — резко спросил он.

Она прижала руку к груди:

— Пожалуйста, Андреас... Неужели мы не можем на минуту оставить в покое Тео? Мне нужно попросить тебя кое о чем.

Его лицо окаменело.

— Я уже знаю. Тебе не нужно упрашивать, что бы я оплачивал твои расходы на лечение. Неужели ты не поняла, Доминик, что я никогда бы не оставил тебя без средств?

О чем он говорит?

— Признайся, ты хочешь, чтобы это было отражено в документах о разводе до того, как ты подпишешь их. Я только не понимаю, почему ты не сказала об этом вчера. Пол немедленно внес бы дополнения.

Доминик сжала пальцы в кулак с такой силой, что ногти впились в ладони.

— Я приехала сюда не из-за неоплаченных счетов! Откуда у тебя такие мысли, Андреас? Моя страховка полностью покрывает расходы на лечение.

Он окаменел.

— В чем же дело?

— Когда Пол появился в консульстве, я поняла, что ты готов дать мне развод. Это... это означает, что ты собираешься жениться на Олимпии? — запинаясь, пробормотала она.

Андреас вызывающе выпятил челюсть.

— Если я скажу «да», то мне придется ждать своей свободы столько, сколько я заставил ждать тебя?

— Какой жестокий вопрос! — негодующе вскричала Доминик.

— Ты научила меня этому слову, — с невыразимым презрением огрызнулся он.

— Андреас... — с мольбой начала она, но выражение дикой ярости, появившееся на его лице, заставило ее умолкнуть.

Он насмешливо поднял брови.

— К чему это внезапное проявление чувств? Год назад ты ушла, не удостоив меня и взглядом.

— Не волнуйся, я не встану у тебя на пути, — с чувством собственного достоинства промолвила она.

Андреас поджал губы.

— В таком случае я принесу бумаги.

— Подожди...

— Что еще? — раздраженно осведомился он.

— Я подпишу их, но я надеялась, что сначала мы немного поговорим.

— Разве мы не этим занимаемся? — Его бессердечие отозвалось в душе Доминик острой болью.

— Пожалуйста, Андреас... я проделала долгий путь, чтобы встретиться с тобой.

— При данных обстоятельствах могла бы обойтись телефонным звонком.

Несмотря на потрясение, вызванное этими словами, Доминик не уступала.

— Нет, не в таком важном вопросе, как наш брак.

— Важном? — насмешливо переспросил Андреас. — Ты смеешь произносить это слово после того, как целый год, которого не вернуть, требовала, что бы я дал тебе развод?

— Я знаю, но на то были причины. Если бы ты только выслушал меня...

— Что тебе на самом деле нужно? — грубо прервал ее Андреас.

Доминик пригладила волосы.

— Я бы хотела пожить вместе с тобой месяц, чтобы узнать, сможем ли мы снова найти путь друг к другу.

Наступило гнетущее молчание. Андреас смотрел на Доминик так, словно не мог поверить своим ушам. Его мрачный взгляд, казалось, проникал в каждую клеточку ее пылающего лица и тела, вызывая непроизвольную дрожь.

— Очевидно, тебе отвратительна эта мысль, — грустно прошептала она.

Андреас тихо чертыхнулся, что, однако, не поколебало ее решимости.

— Мне кажется, что тридцать дней не так уж много в сравнении с целой жизнью. Если у нас ничего не получится, каждый пойдет своей дорогой.

— Ничего подобного, если ты забеременеешь, — возразил он так быстро, что Доминик изумилась. — Ты боишься, что снова заболеешь, прежде чем сможешь родить ребенка? В этом все дело? Тебе нужен месяц для того, чтобы попытаться стать матерью?

— Андреас! — в ужасе вскричала она. — Нет, конечно! Даже если бы мне этого хотелось, я не знаю, смогу ли забеременеть. Прибавка в весе на одиннадцать килограммов вовсе не гарантирует положительного результата.

Андреас запустил руку в волосы.

— Мы потеряли доверие друг к другу, Доминик.

Слезы выступили у нее на глазах.

— Поэтому я хочу попытаться. Мы могли бы сделать вид, что ничего не произошло.

— Ты предлагаешь начать с чистого листа? — ухмыльнулся он с цинизмом, заставившим сжаться ее сердце.

— Да.

— Это невозможно.

Доминик решительно вздернула подбородок.

— Я бросаю тебе вызов, а ведь ты никогда не боялся риска.

В глазах Андреаса появился зловещий блеск.

— Когда над нашим браком сгустились тучи, ты сбежала. Они могут появиться снова.

— Ты имеешь в виду Олимпию?

По его лицу пробежала тень, однако отрицания не последовало. Еще один сокрушительный удар. Но Доминик скрыла свою боль.

— Я всегда знала о ваших взаимных чувствах. Олимпия постоянно присутствует в твоей жизни. Единственное, что мне нужно, — не дели с ней ложе в течение тридцати дней, пока мы проверим, вспыхнет ли снова между нами искра. Но если ты находишь эту просьбу чрезмерной, скажи об этом сейчас. У меня ничего не получится, если я буду связана по рукам и ногам.

— У меня тоже.

— Не понимаю.

— Позволь напомнить тебе, что во время нашего недолгого брака у нас возникали и другие проблемы, — серьезно сказал Андреас. — Сейчас я провожу важные переговоры, и это означает, что мне придется устраивать приемы в Афинах.

— Другими словами, мое присутствие будет, как прежде, смущать тебя.

— Разве я когда-нибудь говорил такое?

—Слова не были нужны. Твои поздние возвращения из офиса, молчание — все свидетельствовало об этом.

Андреас бросил на нее колючий взгляд.

— Тебе не нравилось жить в столице, и ты предпочитала оставаться на Закинтосе, что затрудняло наше общение.

— Это правда. Я не хотела находиться в городе и делить своего мужа с множеством других людей. Я была безумно влюблена в тебя и не думала о том, что ты должен управлять бизнесом и зарабатывать деньги. Это было наивно. Но наш медовый месяц был таким чудесным! Я надеялась, что он будет продолжаться вечно.

— А я, думаешь, нет? — взволнованно воскликнул Андреас.

Ради ответа на этот вопрос она приехала в Грецию.

— Ты сделал своей женой застенчивую, молодую, нуждающуюся во внимании девушку, которая эгоистично думала лишь о собственном удовольствии. Боюсь, в этом отношении я ничем не отличалась от большинства двадцатидвухлетних новобрачных.

— А теперь, в зрелом двадцатитрехлетнем возрасте, все по-другому? — с больно ранившей ее иронией спросил Андреас.