Кейт Уолкер - Верность сердца Страница 9

Но Кассандра любила его безумно. Она покорялась, наслаждаясь. Женщина отдавала себе отчет в том, что такая любовь — болезнь. Но она не знала лекарства от этой болезни и совершенно не желала излечения от нее.

Кассандра испытала такой экстаз, какого не переживала прежде. Ее слезы жгли лицо, безудержно сочась из глаз, а она была счастлива.

Хоакин попытался подняться с постели, но она обхватила его за плечи.

— Останься, любимый. Останься! Побудь со мной еще немного! Умоляю тебя, — шептала женщина, не переставая плакать.

Он холодно посмотрел на нее и, жестко освободившись от ее рук, покинул комнату. За ним вновь закрылась дверь.

В этот миг что-то перевернулось в Кассандре. Она видела, с каким раздражением он хлопнул дверью, и ее сердце словно погрузилось в холодную темную пустоту. В один миг слезы перестали литься из глаз.

Обледенелая Кассандра застыла на постели. Женщина с брезгливостью думала о себе, о той, какой стала за прошедший год. Она всю себя исчерпала для него одного. Она больше не была собой прежней. Добровольно превратила себя в придаток похоти этого человека, сделалась средством для достижения удовольствия. На ее месте могла быть любая женщина, он, не лукавя, многократно давал ей это понять.

— Боже! — воскликнула она. — Как я могла надеяться на что-то? Как? На каких основаниях? Какая же я дура!..

Кассандра уронила голову на руки.

Она любит, страдает, болеет своей любовью. Она счастлива быть с ним, и сознание этого окупало все ее муки до сего момента.

Она не сможет жить без него, но и жить с ним также не сможет, после того, как он презрительно оставил ее, насладившись своей сексуальной властью и демонстративно хлопнув дверью.

Кассандра прощала ему все и готова была простить еще больше. Но все ради того, чтобы однажды, когда он изменится, остепенится, быть с ним рядом. Она надеялась честно выстрадать этот тяжелый период взаимной притирки, пока он сам не поймет, что нашел свою спутницу. Она действительно верила в это. И эта вера крепла с каждым днем. И даже минуту назад именно эта вера толкнула Кассандру в очередной раз отдаться на волю его каприза… Пока он не хлопнул дверью. Не опустил занавес между собой и ею, между ее надеждами и реальностью. Он словно отсек все многоточия. Решил все за нее.

Кассандра поняла, что если у нее недостанет сил бежать из этого дома сию же минуту, она обречет себя на растворение в нем, сделается ничем, пустым местом, бездонной пропастью человеческого отчаяния. Но он свое намерение непременно выполнит, как только в календаре не останется свободных ячеек. И пойдет своим путем. А что станет с ней, этого Кассандра не могла представить.

В апатии она просидела на постели около часа, пока из забытья ее не вывел телефонный звонок.

Сработала привычка. Кассандра улыбнулась и бросилась к телефону с восторженным предположением: «Наверное, это Хоакин!»

— Хоакин! — воскликнула она, подняв трубку.

— Ошиблась. Другой брат, — ответил, рассмеявшись, Рамон.

Его жизнерадостный и ласковый голос резанул по сердцу, как сталь ножа.

— Но я ищу Хоакина. Хотел поговорить с ним. Полагаю, дома его нет… Жаль, — задумчиво произнес звонивший.

— Ты прав. Дома его нет, — разочарованно проговорила Кассандра. — Позвони ему на работу.

— У тебя странный голос, Кэсси. Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался «другой брат».

Кассандра полжизни бы отдала за половину такой чуткости в ее возлюбленном.

— Кэсси, почему молчишь? Что с тобой?

— Все, — произнесла сквозь слезы женщина. — Рамон, понимаешь? Все!

— Беда какая? — взволнованно воскликнул тот.

— Я не могу больше.

— Вы поссорились? — предположил Рамон.

— Я ухожу. Это невыносимо!

— Странно. А мне всегда казалось… Так значит… Невероятно! Что случилось? Можешь ты мне толком объяснить? — пытался выяснить звонивший.

— Мне так стыдно, — прошептала в трубку Кассандра.

— Только не говори, что ты одна из тех дурех, которые соглашаются с его правилом «одного года»!

— Да, я одна из тех дурех, — призналась она, грустно ухмыльнувшись.

— А я-то был уверен, что у него с тобой все по-настоящему!

— Самое страшное, что и я до сегодняшнего дня так думала.

— Он — безумец! Но ты, Кэсси!.. Как ты могла пойти на это?! — возмутился Рамон. — Ты позволишь этому негодяю просто так выкинуть тебя?! Даже думать не смей! Борись! — призывал ее собеседник.

— Но зачем, если он меня не любит?! — воскликнула Кассандра.

— Слишком уж легко ему живется. Использует людей, избавляется от них, когда заблагорассудится. Кто-то должен дать ему отпор! — возмущался брат.

— Не впутывай меня в ваше внутрисемейное соперничество, — жалобно отозвалась она. — А потом, это не он меня выгоняет, а я сама решила уйти.

— Поздно в тебе проснулась эта сознательность, — упрекнул ее Рамон.

— Ты прав. Он мне говорил правду, а я слышала только то, что хотела услышать. Мне не за что обижаться. Он был предельно честен со мной. Всему виной моя глупость.

— Хороша честность! И ты тоже хороша. Любовь и веру зовешь глупостью?! Стыдно!

— Не ругай меня. Все кончено. Я решила. Я ухожу сегодня же. Мне только нужно еще кое-что сделать, и я отбуду…

— Желаю тебе твердости, Кэсси. Собирайся пока, я скоро приеду. Я помогу тебе, — пообещал «другой брат».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Если может одна неделя быть дольше другой, то эта Кассандре казалась нескончаемой…

Женщина отсылала все тревожные вопросы вглубь себя, они вливались в нее подобно ледяной газированной воде из запотевшего стакана с позвякивающими кубиками льда на дне. Да и сама она чувствовала себя скованной льдом.

В таком оцепенении она прожила всю последнюю неделю, поселившись в квартире Рамона, помогшего ей не отступиться от своего намерения, поддержавшего ее в момент внутреннего разлада.

Ей было за что благодарить его. Но она больше не была собой. Она не жила…

Угрюмо и напряженно, сиротливо и безразлично влачила она себя сквозь изнуряющее одиночество, хотя и понимала, что и при Хоакине была не менее одинокой.

Умом сознавая правильность своего поступка, сердцем Кассандра не умела быть мудрой и справедливой. И, пожалуй, этот разлад убивал ее сильнее перемен в жизни. В мечтах она устремлялась назад, в те времена, которые теперь рисовались ей бесконечно счастливыми.

На каждый внутренний порыв стряхнуть с себя эту апатию она отвечала вздохом глубочайшей усталости и безучастным взглядом. Попытки Рамона взбодрить гостью тоже не увенчались успехом. Он лишь верил, что верный лекарь время сделает свое дело, на это и уповал, чутко обращаясь со своей подопечной.