Джулия Тиммон - Уроки доверия Страница 9

Эндрю уже принял душ и направился в кухню сварить кофе и позавтракать, когда готовность в его душе на все плюнуть и забыть о списанном из телефона Кэролайн номере неожиданно опять вступила в ожесточенную схватку с желанием отважиться-таки на отчаянный шаг.

Окончательное решение пришло с первым глотком горячего кофе. Я сделаю это, сказал себе он. Но для начала выясню, что за человек эта Натали и действительно ли жаждет превратиться из модели в отшельницу. Не зря ведь я рисковал вчера репутацией и убил на размышления целый вечер и полночи!

3

Через неделю после отправки письма произошло еще одно событие, окончательно убедившее Натали в необходимости распрощаться с прежним образом жизни. Ей позвонил Джеймс и потребовал вернуть ему рубашки.

— Если хочешь, встретимся где-нибудь в городе. Или я заеду к тебе и заберу их.

Он никак к ней не обратился и разговаривал даже бесстрастнее, чем в прошлый раз, но Натали почему-то решила, что ему захотелось услышать ее голос, вновь увидеться. Иссушенное страданием сердце встрепенулось в груди и забилось так сильно и громко, что Натали показалось — оно вот-вот выпрыгнет и упадет на пол к ее ногам.

— Встретимся где-нибудь в городе? — рассеянно повторила она слова Джеймса. Он волновал ее, как и прежде, даже, пожалуй, сильнее. И был единственным, кто мог удержать ее в Штатах, возродить в ней веру в силу человеческих чувств. — Гм… — Она подумала вдруг о том, что давно не была у парикмахера и вот уже почти две недели не делала маникюра.

— Послушай, я тороплюсь! — раздраженно воскликнул Джеймс. — Давай договоримся, где встретимся, и поскорее!.. Кстати, у меня твой браслет. Я захвачу его.

Натали покачала головой, проверяя, не спит ли. Джеймс постоянно ей снился — то ласковый и влюбленный, то жесткий и непоколебимый. Рубашки, браслет… Она нахмурилась, внезапно осознав, что, кроме вещей, которые, должно быть, лежат сейчас на городской свалке или уже превратились в золу — если, конечно, не попали в руки бомжам, — ему от нее абсолютно ничего не нужно. Ничегошеньки! Она значила для него теперь гораздо меньше, чем модные тряпки. Если бы у Джеймса была хоть малейшая возможность вернуть их, не видя ее, он именно так и поступил бы…

— У меня мало времени, — напомнил Джеймс, откровенно злясь.

Натали вдруг нестерпимо захотелось напоследок довести его до бешенства. Она прекрасно знала, что на рубашки Джеймс тратил немыслимые суммы и потому дрожал над ними, как над сокровищами.

— А у меня времени предостаточно, — нарочито медленно произнесла она. — Вот только твоих рубашек давно нет.

— Как это нет? — недоуменно спросил Джеймс. — Где же они?

— Понимаешь, в последнее время я обзавелась тьмой новых нарядов, — еще неторопливее принялась объяснять Натали, виртуозно играя на нервах отъявленного мерзавца, по которому до сих пор сходила с ума. — Несколькими платьями, юбочками, топиками… Все красивое — просто загляденье! И разумеется, настоящее. То есть непосредственно от Шанель, от Донны Каран…

— А нельзя поконкретнее? — перебил ее Джеймс, пыхтя от злости.

— Как это «поконкретнее»? — спросила Натали, прикидываясь, будто не понимает, что он имеет в виду. — Ты не знаешь, кто такая Донна Каран?

— Знаю, — процедил Джеймс сквозь зубы. — Но сейчас она интересует меня меньше всего на свете!

— А что больше всего? — снова спросила Натали, продолжая разыгрывать дурочку.

— Рубашки! — рявкнул Джеймс, окончательно выходя из себя.

Рубашки, гулким эхом отозвалось в мозгу Натали. Ей было нестерпимо больно, но она поклялась себе, что достойно доиграет роль, и, с силой сжав кулак, на удивление спокойно произнесла:

— А почему ты так нервничаешь? Неужели ни капельки не рад за меня? Я обожаю всякие наряды и теперь…

— А откуда они у тебя, черт возьми? — совершенно неожиданно спросил Джеймс. — Нашла себе дружка побогаче?

Натали рассмеялась — впервые за две недели. Джеймс пожалел-таки, что ушел от нее, даже на миг забыл о своих проклятых рубашках.

— Это не твое дело, — сказала она спокойно. — Теперь моя личная жизнь тебя не касается.

— Верни мне мои вещи, — потребовал Джеймс, чеканя каждое слово. Он явно был страшно зол.

Но Натали не испытывала и подобия радости. Несмотря на нынешнюю маленькую победу, проигравшей в этой схватке была она. Более чем проигравшей, разбитой в пух и прах. На нее вдруг навалилась страшная усталость, захотелось вернуться в кровать, закрыть глаза и забыться сном.

— Твоих вещей у меня нет, — произнесла она своим обычным голосом, поскольку продолжать ломать комедию у нее пропала всякая охота. — Я выбросила их.

— Выбросила?! Да ты в своем уме? За эти рубашки я выложил целое состояние!

— Мне плевать. Прощай.

Натали положила трубку, но вместо того, чтобы перейти в спальню, опустила голову, прижала к лицу ладони и просидела так бесконечно долго. Джеймса слегка задела ее выдумка, но утраченные рубашки взволновали гораздо сильнее. Он оказался законченным подонком, а она все равно его любила. Собственные чувства вызывали в ней отвращение, разговор с Джеймсом казался пошлым, жажда сбежать из этого мира достигла предела.

С этого дня мечта получить ответ из монастыря стала для нее единственным, ради чего хотелось продолжать жить. Остальное окончательно обесцветилось и опротивело. Даже общение с вернувшимися из Калифорнии родителями не принесло успокоения. Мать с отцом были частью неприглядной действительности и тоже кривили душой, пусть в мелочах и довольно редко. Теперь Натали подмечала любой изъян и реагировала на это крайне болезненно.

Мама сразу заметила ее бледность и пристала с расспросами. Нормально ли питаешься? Достаточно ли бываешь на свежем воздухе? Не слишком ли много работаешь? Натали сразу призналась, что очень от всего устала и что с модельным бизнесом завязала.

— И хорошо сделала, — заявил отец, всегда относившийся к этому занятию дочери с большим скептицизмом. — Окончи университет, потом найдешь себе достойную работу.

— И эта работа была достойной, — возразила мать, в молодости сама мечтавшая сниматься для журналов и рекламных роликов. — Но если ты устала, то действительно поступила правильно. Может, куда-нибудь съездишь перед учебой, раз свободного времени у тебя теперь хоть отбавляй?

Натали покачала головой, но о том, что и с учебой собирается покончить, равно как и с остальными мирскими делами, не сказала. Родители переполошились бы, принялись бы уговаривать ее, умолять одуматься. Мама, чего доброго, упала бы в обморок, а отец поднял бы шум. В общем, о намерениях своей дочери им пока не следовало знать.