Несси Остин - Золотая рыбка Страница 9

Возможно, именно поэтому он и дожил до тридцати лет, так и не обзаведясь семьей. Вообще-то самому себе — и тем немногочисленным друзьям, которые решались задать ему этот вопрос, — Натан объяснял, что ему просто-напросто было не до нежных чувств, не до поиска спутницы жизни. Слишком уж много усилий пришлось потратить на то, чтобы взобраться на ту высоту, которую он достиг.

Первые годы работать приходилось без сна и отдыха. Даже в часы передышки, когда измученный организм брал свое, мозг молодого человека продолжал лихорадочно работать, без устали обдумывая, анализируя, принимая оптимальные решения. Как стрела, стремительно летящая к цели, не может позволить себе ни малейшего отклонения в сторону, так и он не мог позволить себе отвлечься на романтические отношения, ухаживания с цветами и конфетами, вздохи на скамейке и прочую любовную белиберду. Не мог — да. Но и не хотел.

Так что удобное объяснение подходило только отчасти. И чем дальше, тем все менее, ибо прошли времена, когда жизнь Натана представляла одну лишь борьбу за успех. Успех пришел несколько лет назад. Успех ошеломляющий и безоговорочный. Теперь-то, казалось бы, и расслабиться, попробовать наверстать упущенное — все те радости и маленькие удовольствия, что оставались за бортом минувшие годы. Однако Натан не спешил ничего наверстывать. Да — мог. Но по-прежнему не хотел.

Нет, конечно, он не жил монахом. Молодой здоровый организм брал свое. Но все подружки Натана принадлежали к числу, поэтически выражаясь, бабочек полусвета. Красивые, изящные и вполне современные, все они превосходно знали правила игры и, щедро даря любовника своими милостями, не претендовали на место в его сердце. Когда короткий роман подходил к концу, они не устраивали истерик, вполне довольствуясь каким-нибудь роскошным колье или спортивной машиной. Не докучали Натану, пытаясь выяснять отношения, не разражались слезами, не били посуду. Они были рядом, когда у него находилось на них время, а потом снова послушно и тихо отступали в тень. Это было удобно, но тоже мало-помалу превратилось в рутину.

И все-таки эта рутина менее пугала Натана, чем однообразные семейные будни. Семья, брак — сами слова повергали его в уныние. Размеренный быт, возвращение домой с работы всегда в одно и то же время, а по пятницам на час-другой раньше обычного, торжественные семейные обеды… При одной мысли о том, что так может пройти вся жизнь, Натана бросало в дрожь. Все равно что самому затвориться в темнице, а ключи выбросить.

Оглядываясь по сторонам, он видел немало примеров семейной жизни, строящейся по другому сценарию, когда брак заключался не «по любви», а из соображений карьеры, престижа или выгоды. Обычно в таких союзах оба супруга умудрялись жить так, словно никакой свадьбы и не было вовсе. У мужа свои интересы, увлечения, работа и круг приятелей, у жены — свои. Рутины тут, пожалуй, было поменьше, зато и смысла особого тоже. Точнее, смысла в подобных браках Натан не видел вообще: ну зачем обзаводиться семьей, если это никак не влияет на твою жизнь? А если влияет, значит, ограничивает свободу, что еще хуже. Тупик.

И тупик этот вел прямиком к одиночеству. Но одиночества как раз Натан боялся куда меньше любой рутины. В детстве он настолько был лишен возможности побыть одному, остаться наедине со своими мыслями и мечтами, что с тех пор привык видеть в одиночестве не проклятие, а бесценный дар.

В общине, где прошло детство Натана, никто, даже ребенок, никогда не мог надолго остаться в одиночестве. Во-первых, элементарно не хватало места: в маленькой комнате, что служила и спальней, и гостиной, и молельней, помимо самого Натана ютились его ворчливая и вечно недовольная всем на свете бабка и двое столь же ворчливых и недовольных ее сыновей. Потом один из них женился и, быстро обзаведясь многочисленным потомством, начал жить отдельно, но лучше не стало. Все равно постоянно захаживали какие-нибудь странствующие проповедники, «святые люди», блаженненькие и прочий малоприятный люд — бабка Натана принадлежала к секте «серых праведников», одним из основных жизненных принципов которых был полный отказ от каких-либо собственных интересов и увлечений. Натана и других столь же несчастных детишек даже в школу пускать не хотели. По счастью, вмешались какие-то государственные структуры, так что учиться детям все-таки позволили.

Школа, пусть и самая бедная, открыла Натану дверь в иной мир. Правда, особенно поначалу, остальные дети часто дразнили их, одетых в латаные-перелатаные костюмчики и дырявые ботинки, «маленькими святошами». Однако крепкие кулаки рослого и сильного от природы Натана быстро доказали обидчикам: иной «святоша» отлично может постоять за себя. Так что его оставили в покое и он обрел желанное одиночество, хотя бы на время уроков. Потом мало-помалу у него появились приятели среди мальчишек из обычных семей. Поскольку район, где они жили, был, мягко говоря, не из престижных, то детей из неполных семей тоже хватало и никто не презирал «безотцовщину». Правда, у большинства ребят имелись хотя бы матери, а Натана воспитывала бабка. И еще, остальные ребята, как правило, знали о своих отцах хоть что-то: как их звали, чем те занимались.

Натан же не знал об отце ничего. Совершенно ничего. Если о матери бабка, ворча, иногда и рассказывала какие-то мелочи, то, стоило мальчику заикнуться об отце, темнела, как грозовая туча, и тотчас же находила внуку занятие по дому, притом как можно нуднее и неприятнее. Дяди же в таких случаях всегда находили повод дать ему подзатыльник. А главное — все равно никто ничего Натану не говорил. И он смирился с неизвестностью, порой цинично спрашивая себя, а знают ли они сами, кто был его отцом, или просто не хотят признаться в том, что точно так же, как он, теряются в догадках.

Но даже когда Натан ушел из семьи, а случилось это, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он не прекратил отношений насовсем. Чувство долга заставляло его помогать бабушке материально и даже время от времени навещать. Радости эти визиты, честно говоря, не приносили никакой. Собираясь туда, Натан заранее знал, что его ждет: попреки в «отступничестве», ворчание, неодобрение любых его слов или поступков, как и стиля жизни в целом. Нет, деньги у него принимали очень даже охотно, но все они, как ни печально, шли в основном на пожертвования очередному «святому проповеднику».

Когда же бабка умерла, Натан попытался найти в ее комнатушке хоть какие-нибудь документы или просто записки, способные пролить свет на тайну его происхождения, но тщетно. И он окончательно смирился. Перестал думать и гадать, кто был его отцом. В конце концов, если человек за тридцать с лишним лет не нашел нужным объявиться, хотя бы раз взглянуть на своего сына, то и отцом его считать совершенно необязательно, а искать — напрасная трата времени…