Анастасия Баталова - Фантом (СИ) Страница 9

На следующий день рано утром Оливии нужно было ехать по каким-то делам с родителями, им требовалась помощь, и она ушла спать к себе. Ей не удалось даже пожелать Люции спокойной ночи: Артур от неё не отходил, а его общества Оливия последнее время избегала особенно старательно. Возвратились из поездки только к обеду, усталые, и так вышло, что от семейных обязанностей она смогла освободиться лишь к вечеру. И сразу же побежала к подруге.

Люция была на веранде с Артуром. Он зашёл к ней после завтрака и оставался до сих пор; девушка отчего-то с самого утра чувствовала себя неважно, простыла, должно быть, и совсем никуда не выходила. Артур с очень довольным и деловитым видом сидел рядом с нею, придвинувшись почти вплотную и не выпуская её лежащих на столе рук. Временами он слегка поглаживал их, и в этой почти незаметной ласке теперь содержалось нечто особенное, ею выражалась несколько большая чем прежде степень близости между ними двоими, что, конечно же, не ускользнуло от Оливии.

Люция сидела потупившись, она заметила подругу только когда та начала подниматься на крыльцо.

— Привет, — она наконец взглянула на Оливию. В её лице за те недолгие часы, что они не виделись, появилась какая-то новая нежная покорность, счастливая усталость, безмятежность. Она была спокойна как корабль вставший на якоря после долгого плавания. И это почему-то больно резануло Оливию.

— Пойдём на «пятачок», — сказала она.

У Люции побаливала голова, да и добровольная обязанность всё рассказывать подруге именно сейчас отчего-то стала вдруг тяготить её — ей не хотелось никуда идти. Вряд ли, конечно, возможно было ещё сильнее натянуть струны, но мысль о разговоре с Оливией всё же отдавалась в душе Люции смутной тревогой.

— Нет, — сказала она, — я сегодня чувствую себя неважно. Прости, Лив…

Оливия застыла. Чего-чего, а уж этого она никак не ожидала. Отказать в небольшой прогулке после того, как они не виделись почти сутки! В её глазах промелькнуло что-то холодное и чужое, она развернулась и медленно пошла прочь, а Люция, глядя ей вслед, даже вдруг испугалась, какая-то дерзкая обречённость почудилась ей в осанке Оливии, в её гордо развернутых плечах, во всей уходящей фигуре. Но с нею был Артур, и она не стала останавливать подругу.

Слишком туго натянутые струны иногда рвутся на особенно сильной ноте. Первый отказ пойти на «пятачок» показался Оливии посягательством на что-то священное, существовавшее между ними, на их нерушимое единство; она могла бы простить Люции — и ведь прощала! — всё что угодно, но только не это… Не уделить подруге и получаса, предпочитая таять в объятиях юноши! Это было оскорбление, нанесенное даже не Оливии лично, а самой прекрасной и возвышенной идее дружбы. Она есть взаимное притяжение душ — возникновение дружбы не обусловлено прозаичным влиянием гормонов — и потому она, несомненно, является чем-то гораздо более ценным и человечным, нежели любые отношения между полами.

Оливия разозлилась. Несколько дней она вообще не заходила к подруге, сидела дома, изнывая от тоски и бессилия, слушала одни и те же песни на плейере, рисовала или курила перед зеркалом — эту забаву она придумала себе совсем недавно; у неё теперь, как и у подавляющего большинства анорексичек и булимичек, появилась нездоровая тяга к разглядыванию самой себя, она находила в этом единственную болезненную радость — таков побочный эффект всех расстройств пищевого поведения.

Полуодетой Оливия вертелась перед большим старинным зеркалом в деревянной раме, способном отразить её во весь рост. Она приволокла его из кладовки специально для этого и прислонила к стене. Она чувственно изгибалась под музыку, исступлённо любуясь своими сильно выпирающими ключицами, прямыми, даже немного остроконечными плечами, изрядно уменьшившейся грудью — всей своей вновь обретённой подростковой неоформленностью, хрупкостью, недоженственностью, которой так старательно добиваются глупенькие девчонки жестокими диетами!

Гламурный шик. Идеальный образ. Журнальный эталон. Оливия от скуки посмотрела по телевизору несколько выпусков реалити-шоу «Ты супермодель», и ей, натуре впечатлительной, тут же захотелось хоть немного походить на фарфорово-бледных, механически точных в каждом движении, кукольных девушек-манекенщиц. Утонченно-порочный мир высокой моды со стороны выглядит так романтично! Этот пёстрый терем роскоши и изысков, возведённый на хрупких косточках молоденьких моделей неодолимо притягивает взоры. Признаваемая здесь красота искусственна от первой до последней линии, она взращивается подобно оранжерейном цветку, старательно вырезается, выкраивается, вылепляется мастерами из материала, которым, как дико это ни звучит, служат живые люди. Манекенщица — лишённая всякой индивидуальности заготовка, призванная воплотить творческий замысел кутюрье. Существо женского пола, не являющееся женщиной — она лишена всего, что могло бы спустить зрителя с небес на грешную землю, возмутить мирские желания, вывести его из состояния возвышенного созерцательного экстаза… Мужской инстинкт, призванный искать здоровое женское тело, пригодное к продолжению рода, не находит его в острых изломах, геометричных суставах и резаных краях тела манекенщицы. Вожделеть её невозможно — лишь разум, чистый разум, способен оценить демоническую силу противоестественной красоты анорексии; и сама эта красота, достигаемая неразумными ограничениями в необходимой пище, красота, противная Природе, сотворена разумом для художника, для эстета, а не для любовника, он лишний в храме совершенного искусства… Бесплотные девушки не служат эросу; и красота их не имеет чувственного смысла; это памятник торжеству интеллекта над инстинктом выживания; торжеству безрассудному и страшному тем, что оно способно вести разум, им опьяненный, лишь к самоуничтожению.

Оливия где-то читала, что априори в человеке заложено два противоречивых стремления: к созиданию и к разрушению, к выживанию и к смерти — в каждый период жизни человек совершает поступки сообразно одному из этих двух начал, господствующему в его душе; они непрерывно сменяют друг друга, два первоначала; разум и чувства человека колеблются подобно маятнику, отдавая предпочтение то одному, то другому. Этот извечный антагонизм и рождает единственную и неповторимую линию человеческой судьбы.

Оливия закуривала и, набирая полные лёгкие дыма, медленно выпускала его в лицо своему отражению, стараясь сделать это как можно эффектнее. Иногда она даже брала у родителей в буфете вино, наливала его в бокал, чокалась со своим отражением, делала селфи на мобильный телефон, а потом выпивала бокал до дна.