Жена на один год - Мария Сергеевна Коваленко Страница 9

– Отопление у вас электрическое, так? – Можно было и не спрашивать. Все дома в квартале были одного типа. Дорогие, с хорошей отделкой и по щелчку рубильника превращающиеся в холодильники зимой.

– Котел электрический, – у СанСаныча хватило мудрости ответить прямо.

– И электрика в штате, чтобы быстро починить генератор, нет, – это был даже не вопрос. Констатация факта для всех.

– Раньше утра я никого не найду. – Начбез тяжело вздохнул. – Пригород. Да еще эта погода… Будь она неладна!

– Тогда до утра я ее забираю.

Решение пришло само. Церемониться я не стал. Сам убрал мужскую руку с плеча девчонки. Сам потянул ее к себе. Податливую и совсем невесомую.

Не девушка, а призрак. Видение мое сероглазое.

– Лер, я постараюсь что-нибудь придумать, – без особой уверенности произнес начбез, но останавливать меня не стал.

– Если ей что-то понадобится, позвонит, – поставил я окончательную точку и под чутким присмотром Демона повел девчонку в свой дом.

Глава 4

Земля упорно выскальзывала из-под ног, будто я шла не по заснеженной дорожке, а по эскалатору… против хода.

С головой тоже был непорядок. О том, чья рука поддерживает под локоть, мозг не желал думать категорически. А глаза готовы были смотреть куда угодно, но не на суровый профиль Никиты Лаевского.

Больше всего это походило на сон.

Один из многих.

Я ни за что не призналась бы ни родителям, ни Наташе, ни, тем более Никите, но иногда он мне снился. Порой с комплектом для рисования в руках. Порой рядом с Демоном на лужайке возле дома.

Обычно это случалось, когда в реальной жизни становилось совсем худо. Никита словно разделил с родителями обязанности. Они почти не приходили ко мне. Снились лишь, когда сильно уставала или нужен был чей-то совет. А в самые тёмные дни, когда папу и маму нельзя было даже вспоминать, караул во сне нёс Никита.

С важным видом он иногда что-то рассказывал, сидел рядом, спрашивал… совсем как на балконе вчера.

Но ни в ресторане, ни во сне он никогда ко мне не прикасался!

– Заходи, не стесняйся. Я сейчас включу генератор, и станет светло. – Только в просторной гостиной Никита выпустил мою руку, будто до этого опасался побега.

– Спасибо… – Сердце в груди забарабанило так громко, что я не услышала своего голоса.

– Оставлю тебя ненадолго. Ты ведь не боишься темноты, правда?

Ума не приложу, чем я выдала свое волнение, но, отойдя всего на пару метров, Никита вернулся.

В ответ, наверное, нужно было сказать «нет».

Темноты я уже давно не боялась. Детдом вылечил этот страх слишком качественно. Стараниями других детей, недовольных, что в их отстроенный мир вторглась домашняя новенькая, за короткий срок от фобии не осталось и следа.

Но сейчас открыть Никите правду я не могла.

Произнести «боюсь» было безопаснее, чем сознаться. Язык не поворачивался сказать, что я первый раз одна в доме с мужчиной. А ещё, что от одного вида этого мужчины у меня подгибаются ноги, и где-то под сердцем предательницы-бабочки расправляют свои шелестящие крылья.

– Да. Темноты боюсь. – спасаясь, как болванчик, закивала я. И пока меня не потянули вместе включать генератор, быстро исправилась. – Но минуту потерпеть смогу. Не волнуйся. Иди.

В темноте читать мысли с моего лица, похоже, было сложно. Никита несколько секунд всматривался. Хмурился, будто прогонял слова на встроенном детекторе лжи. А потом ушел. Тихо, точно так же, как подкрался к калитке.

Не дыша, я проследила, как в проеме двери исчезли плечи, и без сил рухнула в ближайшее кресло.

Вокруг была чужая гостиная. Диваны, камин, какие-то стеллажи. Я видела очертания каждого предмета. Чувствовала незнакомый аромат – что-то смолистое, хвойное. Но до конца так и не могла поверить, где я и как здесь оказалась.

Серое вещество в моей голове помогать отказывалось.

«Тебе не двенадцать и не четырнадцать. Ты совершеннолетняя. Нет ничего особенного в том, чтобы провести ночь под одной крышей с соседом», – внутренний голос был похож на голос Наташи. Но и как все ее рассказы о мужчинах, не успокаивал.

«Он рядом! Целая ночь впереди», – шептал уже другой голос. Он больше походил на мой собственный, только очень робкий, дрожащий.

Его слушать было и страшно, и интересно одновременно. Почему страшно, я не могла понять, как ни пыталась. Все прежние мои страхи не были похожи на этот. А любопытство… оно словно маленькими колючками впивалось в кожу, заставляло щеки гореть и мешало нормально думать.

Словно на иголках я ждала возвращения хозяина дома. Забыв раздеться, всматривалась в темноту. А когда неожиданно зажегся свет, чуть не вскрикнула от неожиданности.

Такой растерянной и перепуганной Никита меня и встретил.

Серо-зеленые глаза со странным выражением прошлись по закутанной в пуховик фигуре, мазнули быстрым взглядом по старым удобным уггам и остановился на лице.

– Нет, со снегурочкой я все же ошибся, – на красивых мужских губах мелькнула едва заметная улыбка. – Ты из другой сказки. Пока не могу понять какой.

– Наверное… про девочку, которая забралась в дом к семье медведей. – Нервная система заиграла похоронный марш, и из груди вырвался безумный смешок.

– Это та, которая оставила медведей в разрушенном доме, а сама сбежала?

Никита не стал ждать, когда я приду в себя. Он сам подошел к креслу и осторожно, с самым бесстрастным видом принялся распаковывать меня из вороха зимней одежды.

– Да…

Мужские пальцы ловко справились с шарфом, случайно коснулись шеи, и я прикусила язык.

– Ну что ж, в таком случае, буду надеяться, что хотя бы сам останусь цел после такой гостьи.

Не остановившись на пуховике, он присел рядом на корточки и взялся за край правого подмокшего ботинка.

– Постараюсь сберечь тебя.

Я не понимала, о чем говорю, и зачем это говорю. Наша игра в сказку шла будто отдельно от меня, и лишь бабочки в животе порхали все радостнее.

– Буду очень тебе за это благодарен. – Словно действительно получил шанс на спасение, Никита важно кивнул. А потом вскинул голову вверх и громко, раскатисто, до слез в глазах рассмеялся.

О том, как хорошо и безопасно было в пуховике, я поняла с опозданием. Моя зимняя броня отправилась в шкаф, и за главного остался домашний костюм с оленем на груди.

Вряд ли другие девушки, которых Никита приводил в дом, баловали его такой экзотикой. Скорее всего, на них были вечерние платья, шелковые пеньюары и кружевное белье. Но бежать за платье или надевать под оленью морду красивое белье было уже поздно.

– Извини, я не ожидала, что электричество отключится, и тебе придется меня спасать.

Стараясь хоть как-то скрыть нелепый рогатый принт, я обхватила себя руками, но Никита больше не смеялся и даже не улыбался.

– Милый олененок. Если парадный костюм с Санта Клаусом, то я прямо сейчас готов отправиться за ним к соседям.

Надежда, что мой жуткий наряд