Поиск (СИ) - Блейк Анна

Советник. Поиск

Пролог

2000 год до нашей эры

Деревня янтарных Жрецов

Этим летом жара пришла задолго до праздника первого урожая. Знойные дни сменялись душными ночами, охотники реже отправлялись за добычей, виноделы дремали в тени шатров. Поговаривали, что река обмелеет, животные все реже приходят к ней на водопой. Если так пойдет и дальше, фрукты на деревьях высохнут, не успев созреть, и человеческим племенам придется питаться съедобными листьями и корнями. Но в деревне янтарных Жрецов ни голода, ни жажды не боялись.

— Когда я был мальчишкой, встретил шестую весну, — рассказывал первый воин Гассур, подкладывая в костер хворосту, — лето продолжалось больше девяти лун. Люди приходили к нам, просили еду и воду. Боялись, но между смертью и визитом к темным эльфам выбирали последнее. Так и надо поступать, коли жизнь коротка.

Сидевшая рядом Земира отложила камень, которым точила один из своих клинков. Она получила их прошлой луной, и несколько дней назад сказала Гассуру «да» в ответ на предложение стать его женой. Воины редко связывали себя такими узами, особенно если речь шла о женщинах — зато девушкам из деревни мужчины из армии Жрицы Эдны приходились по душе. Что там охотники или виноделы, если можно стать подругой эльфа, который не только носит оружие и умеет с ним обходиться, но и рассказывает о своих победах? О том, что мужа они будут видеть в лучшем случае раз в две луны, девушки не думали, но некоторых это устраивало.

Алин, жена Хаддата, была служанкой одной из янтарных Жриц, обнимала мужа, когда он возвращался и ни словом, ни взглядом не показывала, как ей одиноко в его отсутствие. Ничего хорошего в союзе двух воинов Хаддат не находил. Он был бы рад засыпать рядом с женой каждую ночь, но знал, что разлука проверяет чувства на прочность. Настоящие становятся крепче.

Впрочем, сегодня Гассур и Земира счастливы. А для воинов завтра может не наступить.

— Не припомню долго лета, — сказала женщина. — И засухи тоже, река всегда полна воды.

— Ты юна, мой свет, — сказал ей Гассур. — Когда-то пустыня подступала к деревне. Так рассказывал отец. Он помнит давние времена. Тогда магия янтарных Жрецов не была так сильна, как сегодня. Шатры живших здесь эльфов находились на островке посреди жаркой пустыни. Дед нашего Жреца создал лес, реку, озера и фруктовые деревья.

— Лес, реку, озера и фруктовые деревья создали первые боги, а дед Жреца Одена позволил остальным эльфам это увидеть, — поправила Земира.

Гассур передернул плечом и поморщился. Веру в первых богов воины не разделяли (не разделял ее и Хаддат), но женщина утверждала, что они отделили свет от тьмы, создали оба мира и населили их людьми и темными существами. А до этого подарили жизнь Жрецам, темным эльфам с янтарными глазами и синей кровью. Благодаря их магии все, кто жил в округе, не боялись жаркого солнца, жажды и голода, потому что в реках и озерах можно было найти достаточно воды, а в лесах — ягоды, фрукты и дичь.

Стемнело, солнце сменилось полной луной, и Жрецы собрались на очередной пир в шатре правителя деревни, Одена. Он угощает гостей и поднимает кубок за здоровье сидящей по левую руку от него женщины. Жрица Эдна облачена в белый шелк, волосы заплетены в традиционную прическу из кос. Она улыбается, ведет неспешные беседы с подругами вождей соседних деревень, собравшимися у стола, принимает фрукты и вяленое мясо из рук детей. Настоящих детей, янтарных Жрецов, темных эльфов с янтарными глазами и синей кровью.

Хаддат держится по правую руку от нее каждый раз, когда Эдна выступает в поход и ведет за собой армию. Боги дали ему шанс. Но могло случиться иначе, и он бы навсегда остался одним из детей Жрицы от неизвестного воина. Существом, которое с рождения обречено стать чужим — и продолжит быть им до тех пор, пока не сделает последний вдох.

— Что-то ты загрустил, Хаддат, — заговорил Гассур. — Как твоя жена? Не отходит от мальчика?

— Ох, и кричит по ночам, должно быть, — предположила Земира.

Хаддат покачал головой.

— Спит как набегавшийся по лесу эльфенок. Кормилица говорит, что еще никогда не видела таких спокойных детей.

Гассур прилег, опершись на локти, и посмотрел на разгоревшееся пламя костра.

— Как Царсина его назвала?

— Эрфиан.

— Эрфиан, — повторил воин. — Бог-целитель. Когда Жрецы не могу уснуть, они обращаются к нему — и он дарует им покой.

Алин дремала, свернувшись клубком под легким одеялом. Хаддат подошел к колыбели, убедился, что мальчик спит, сел на кровать рядом с женой и погладил ее по волосам. Наспех заплетенная коса растрепалась, влажные пряди прилипли к щекам.

— Ты уснула в одежде, мой свет. Принесу тебе ночное платье.

Жена зевнула и открыла глаза.

— Не заметила, как задремала. — Она посмотрела в направлении приоткрытого полога шатра. — Уже стемнело!..

— До полуночи еще далеко.

Алин поднялась и подошла к колыбели.

— Как сладко он спит. Что ему снится?

Хаддат достал из стоявшего рядом с кроватью сундука ночной наряд жены — длинное белое платье из прозрачной ткани.

— Удивительные миры, в которых ни ты, ни я никогда не побываем.

Прошло не больше двух лун с тех пор, как служанка Царсины, одной из дочерей Эдны, появилась в их шатре поздней ночью и принесла крохотный сверток. В свертке удивленная Алин обнаружила ребенка, родившегося несколько дней назад. Его матерью была Царсина, а отцом, как сразу же понял Хаддат — воин из армии Жрицы, имени которого никто и никогда не узнает. Плата за страсть, от которой женщины с янтарными глазами стараются избавиться. Благо в деревне достаточно матерей, готовых принять такой подарок.

Царсина дала мальчику имя одного из первых богов, так, как это было принято у Жрецов — Эрфиан. Наверное, потому, что этот бог считался не только покровителем сна, но и хранителем спокойного разума в жаркие дни лета. Мальчик проспал всю ночь, а на рассвете открыл глаза и расплакался. У Хаддата и Алин до сих пор не было детей, но жена воспитала пятерых братьев, и происходящее не напугало ее — она ушла и вернулась с кормилицей. С тех пор эльфийки проводили в шатре почти все время, отлучаясь только за фруктами и питьевой водой.

— Спи, малыш, — сказала Алин Эрфиану. — Погуляй по удивительным мирам. Кто знает, может, когда-нибудь ты отправишься путешествовать и увидишь их. — Она повернулась к мужу. — Если ему достанется характер Царсины, он вырастет ужасным сорванцом.

— Я тоже рос сорванцом. Отец отправил меня учиться воинским премудростям. И теперь я не сорванец.

Хаддат обнял жену, и она прижалась к его груди.

— Еще какой сорванец. Ты не прочь и у костра с девушками потанцевать.

— Только если с этими девушками веселишься ты.

Увидев протянутое платье, Алин сложила его и снова убрала в сундук.

— Богиня Энлиль так прекрасна, что смертные могут ослепнуть, лишь взглянув на нее. В лунные ночи они спускается на землю и танцует у костра, но в двух мирах нет одежды, которая сделало бы ее еще красивее. А поэтому она танцует обнаженной.

Хаддат наблюдал за женой, снимавшей свой наряд в свете масляных ламп. На ней осталась только нитка мелкого речного жемчуга, украшавшая шею. Кожа Алин была ослепительно белой и такой тонкой, что, казалось, даже нежное прикосновение причинит ей боль. Когда-то он увидел ее на берегу реки — босую, в простом платье, с длинными иссиня-черными волосами, не собранными в косу — и в то же мгновение понял, что нашел женщину, которой преподнесет свадебный подарок. А если она отвергнет его… что же. Он готов побороться за ее сердце, он воин и отступится без боя. Но она его не отвергла, хотя у нее, эльфийки из богатой семьи, женихов было хоть отбавляй.

— Сама богиня Энлиль спустилась ко мне с небес.

Алин откинулась на подушки.